Биография Щепкин Евгений Николаевич

— историк, внук артиста М. С. Щепкина, род. в 1860 г.; образование получил на историко-филологическом факультете Московского унив. В качестве приват-доцента Московского унив. был командирован за границу, где работал в архивах Копенгагена и Вены. В 1897 г. назначен профессором Нежинского института кн. Безбородки.
С 1898 г. состоит профессором по кафедре всеобщей истории в Новороссийском унив., читая с осени 1903 г. лекции и на женских педагогических курсах.
В 1902 г. принимал участие в высочайше учрежденной комиссии по преобразованию высших учебных заведений ведомства мин. народного просвещения.
Главные труды Щ.: магистерская диссертация «Русско-австрийский союз во время Семилетней войны» (СПб., 1902); «Wer war Pseudodemetrius I» («Archiv fur Slav. Phil.», т. XX-XXII); «Древнескандинавский обряд погребения с кораблем» («Ж. М. Н. Пр.», 1894); ряд статей в «Книге для чтения по средневековой истории» проф. Виноградова и в настоящем «Энциклопедическом словаре». См. «25-летие Нежинского института». {Брокгауз} Щепкин, Евгений Николаевич Щепкин Е. Н. (1860-1920) — профессор.
Согласно автобиографии-анкете, Щ. род. 13 мая 1860 г. в Москве, где получил среднее образование (в немецкой школе). В 1879 г., сдав экстерном испытания на аттестат зрелости, поступил в московский универс. на историко-филологич. факульт.
О студенческих годах Щ. известно очень мало: по свидетельству самого Щ., он примыкал к «конституционному течению» в тогдашней профессуре, яркими выразителями которого были професс.
Муромцев, Максим Ковалевский и др. За участие в студенческой сходке, собранной студентом П. Н. Милюковым — впоследствии лидером партии к.-д., — Щ. арестован был «вместе со всей сходкой» (1880 г.). Оставленный при университете для подготовки к професс. званию, Щ. по выдержании экзамена на степень магистра всеобщей истории зачисляется (в 1892 г.) приват-доц. университета, проводит четыре года в научных командировках, работая в архивах и библиотеках Вены, Берлина, Копенгагена, а с конца 1897 г. занимает кафедру всеобщей истории в Нежинском историко-филолог. институте.
С осени 1898 г. Щ. переходит на ту же кафедру в Одессу, в новороссийский университет, и с этого времени уже не покидает Одессы: здесь протекает вся его научная работа вплоть до 1905 г., когда революционная волна выбрасывает Щ. на поверхность политической деятельности, которой он до того времени был почти совершенно чужд. Поглощенный специально-научной работой (в 1902 г. Щ. защищает свою магистерскую диссертацию в московском унив. на тему «Русско-Австрийский союз во время Семилетней войны 1746-58 гг.», а в 1904 г. он отправляется в командировку для выполнения работы «О походе Наполеона I в Россию»). Щ. стоял почти в стороне от политической жизни, и только с конца 1904 г. начинается постепенное втягивание Щ. «в общественно-политические интересы»: сначала он входит в одесский кружок «Союза освобождения» (основанного П. Струве), а с осени 1905 г. в состав «профессорской комиссии», управлявшей автономным университетом.
В конце 1904 г., в пору кадетской «весны» и конституционных мечтаний, в Одессе образовался своего рода политический «клуб», где собирались представители всех слоев местной интеллигенции, земские и городские деятели, иногда и члены местных партийных организаций (с.-р. и с.-д.). «Клуб» этот приютился под гостеприимным кровом известного в свое время политич. деятеля и мецената К. М. Панкеева, человека весьма состоятельного.
Здесь формировались будущие лидеры кадетской партии (О. Я. Пергамент и др.), подготовлялись публичные выступления (в городской думе, на обществ. собраниях и проч.), здесь же в словесных турнирах по временам участвовал и Щ. В речах его звучали порой резко-патриотические ноты; тогда тянулась еще несчастная война с Японией, и странно было слышать из уст Щ. по адресу русской интеллигенции укоры в том, что она не оказывает поддержки правительству.
Революционное движение 1905 г. произвело на Щ. неотразимое действие: он становится центральной фигурой в «академическом союзе» профессуры, который повел систематическую борьбу за автономию высшей школы. Щ. произносил в заседаниях союза и на общих собраниях профессуры зажигательные речи, направленные против существующего режима, а с осени 1905 г., когда объявлена была автономия университетов и в одесском университете образовалась комиссия 12 профессоров для управления делами и для «сближения со студенчеством», первое место в этой комиссии занял Щ. С этого момента в жизни Щ. обозначается резкий перелом.
Сначала его захватывает борьба с реакцией в стенах университета, но постепенно он втягивается в водоворот общеполитической борьбы: выступает на студенч. собраниях, на общественных митингах и приобретает огромную популярность среди местного населения.
С особенной силой проявляется его революционный темперамент и боевой пыл в октябрьские дни 1905 г., когда на улицах Одессы воздвигались баррикады и были пущены в ход черносотенные банды, поддерживаемые солдатскими штыками при разгроме еврейских жилищ и расправе с «жидами» и «революционерами». Одним из первых вошел Щ. в состав так называемого «Революционного конвента», как окрестила впоследствии черная реакция образовавшийся в те дни комитет общественных организаций, самочинно заседавший в городской думе и фактически превратившийся тогда в «народное» собрание и ставший у кормила власти.
В этот период Щ. вырастает как политический боец, как революционный вождь, и популярность, быстро им приобретенная в общественных кругах, доставляет ему победу на выборах в первую Государств.
Думу. Вместе с покойным О. Я. Пергаментом, не менее талантливым представителем левокадетского крыла, он оставляет профессуру и отдается политической деятельности.
В Госуд. Думе он сразу же занимает видное место в рядах крайне левых кадетской партии и выдвигается в целом ряде сенсационных выступлений против правительства.
Нельзя не вспомнить речи, произнесенной Щ. в Госуд. Думе 10 июля 1906 г., в которой он требовал предания суду всесильного тогда временщика Столыпина за то, что он противозаконно удерживал в Одессе военное положение и потворствовал погромным деяниям градонач.
Нейдгардта и команд. войсками Каульбарса.
В заключительной части своей речи Щ. заявил, что от имени полумиллионного населения Одессы он шлет Столыпину пожелание «неудач, поражения и гибели, он шлет ему свое народное проклятие…» Известно, далее, не менее сильное выступление Щ. по делу о еврейском погроме в Белостоке.
Осужденный за подписание «Выборгского воззвания», Щ. отбыл несколько месяцев заключения в одесской тюрьме; вернулся он в Одессу с явными признаками душевного перелома, видимо разочарованный, и почти сразу порвал связь со своими политич. единомышленниками.
Он не только оставляет ряды кадетской партии, но становится к последней в явно враждебное отношение.
Оставив политическую деятельность, он отдается научной работе, принимает активное участие в разных просветительных учреждениях и много времени уделяет известному в то время и за пределами Одессы литературно-артистическому о-ву, (сыгравшему видную роль в формирований революц. движения) и организации т. н. Пушкинского дома (убежища для тружеников печати).
Февральская революция 1917 г. всколыхнула эту вечно неугомонную натуру и вновь пробудила в Щ. усиленное стремление к политич. деятельности.
Он входит в состав обществ.-революц. комитета, образовавшегося из представителей различных партийных течений, но, желая оставаться «независимым», занимает обособленное положение и даже обзаводится собственным печатным органом «Власть народа». Газета эта носила заголовок «орган прогрессивных профессоров» и не отличалась определенностью направления; на ней лежал отпечаток того полусоциалистического-полулиберального мировоззрения, от которого долгое время не мог отделаться Щ. Революционная волна снова увлекает Щ. и бросает в самый водоворот политической жизни. Примкнув сначала к левоэсеровскому направлению, Щ. ведет усиленную агитацию за признание советской власти, когда же приход австро-германских войск вынудил «большевиков» временно покинуть Одессу, он вместе с ними уходит на известном судне «Афон» в Севастополь, затем на Кавказ и т. д. Одев солдатскую шинель и взяв в руки винтовку, Щ., оставив свою научную работу, следует по пути «большевиков», объезжает все города и всюду, выступая на митингах, на собраниях солдат и рабочих, горячо пропагандирует идею советской власти.
Постепенно из левого с.-р. «борьбиста» Щ. становится коммунистом и вступает в ряды коммунистич. партии, как ни было трудно, казалось, на 60-м году жизни порвать все нити, связывавшие его с прошлым, с установившимися взглядами и психологией иного уклада общественных отношений.
Короткое время пребывания советской власти в Одессе (апрель-август 1919 г.) Щ. посвятил реорганизации высшей школы. В качестве комиссара народн. просвещения Щ. энергично занялся очисткой «авгиевых конюшен» тогдашнего новоросс. университета, уволив целую группу черносотенных профессоров (числом 21), возглавлявшуюся знаменитым проф. Левашевым.
К этому времени относится организация революционного советского студенч. органа по управлению университетом (ревстудсов), который создан был по мысли Щ., и провел вместе с последним большую работу.
Впоследствии этот орган был заменен «сквузом» (совет комиссаров высш. учебных завед.), который наметил широкий план преобразования высшей школы. В основу этого плана положена была идея пролетаризации вузов, уже тогда носившаяся в уме Щ. В ст. «Отбор умов и подбор среды», напечатанной в № 1 журнала «Высш. школа», Щ. писал: «В эпоху, когда социальное творчество перешло к народным массам, высшая наука должна исходить от окружающей жизни, теория подчиняется практике.
Созерцательность отвлеченного знания надо заменить деятельным американским прагматизмом, академичность — воздействием на волю, толкающим к активности.
Целью преподавания в высшей школе намечается не просто научное знание, а деятельная жизнь согласно науке». И дальше Щ. намечает путь, по которому должна идти высшая школа и который несколько позже был им более рельефно начерчен в программе рабфаков: «Университеты обязаны дать почувствовать пролетариату и трудовому крестьянству, что наука доступна и важна для них, необходима для их благоденствия, для их диктатуры… Пролетаризация университета и науки неизбежна, хотя бы ради их спасения». Приход белогвардейцев прервал работу Щ. Он не пожелал скрыться из Одессы и был захвачен контрразведкой и в сентябре 1919 г. заточен в одесскую тюрьму, где пробыл до февраля 1920 г. (т. е. до вторичного прихода советской власти).
Чрезвычайно характерно для обрисовки личности Щ. его сидение в тюрьме в продолжение почти полугода.
Он держался с необычайным мужеством и достоинством, приводившим в смущение даже тюремщиков.
Его собирались предать военному суду за «чрезвычайные услуги советской власти», но он не делал ни малейшей попытки облегчить свое положение и выйти из тюрьмы, от него не поступало ни одного ходатайства, ни одного заявления на имя властей.
Рассказывают об одном характерном эпизоде, рисующем Щ. Известно, что брат его (H. H.) был расстрелян в Москве за принадлежность к антисоветской организации.
Когда тюремщики стали издеваться над Щ., говоря: «Вот как с вашим братом поступает большевистское правительство», то Щ. ответил стоически: «Ну что же, он шел против советской власти…» Красные войска выручили Щ.: он вышел из тюрьмы и вернулся к своей работе.
В качестве заведующего отделом вузов, Ш. особенно много энергии посвятил осуществлению своей заветной мечты — созданию рабочего факультета.
Уже почти перед самой смертью в журн. «Советское Строит.» (№ 6) Щ. писал: «Рабочие факультеты, всем своим укладом чуждые ветхой высшей школе, представляются главным и, пожалуй, единственным орудием реформирования ее; в этом смысле рабфаки становятся фундаментом новой социалист. высшей школы с рациональными педагогическими методами преподавания, новой пролетарской аудиторией и новыми организованными навыками». Это писалось в октябре 1920 г. Торжественное открытие одесского рабфака (7 декабря 1920 г.) было последней радостью Щ. Не много радостного вообще представляла жизнь Щ. в эти тяжелые дни. Особенно грустное впечатление производил Щ. в последнее время, незадолго перед кончиной.
Истощенный работой и недоеданием, Щ. сильно страдал от тесной обуви, ходил с вспухшей ногой и мучительно реагировал на все окружающее: «Да, зима будет тяжелая, — говорил он, — выживут не многие…» Слова эти оказались вещими; в ночь на 12 декабря 1920 г. Щ. скончался в своей одинокой холодной квартирке в первом доме советов.
Из работы проф. К. П. Добролюбского («Щ. как историк») заимствуем список важнейших научных трудов Щ.: 1) «Вопросы методологии истории», 1905 г., Од.; 2) «Zur Nestorfrage» («Archiv f. slavische Philologie», B., XIX, 1897); 3) «Социологич. оценка прогресса» (сб., посвящ. H. И. Карееву, СПб., 1914 г.); 4) «Русско-австр. союз во время Семилетней войны 1746-1758», СПб., 1902 г.; 5) «Russia under Alexander I and the Invasion of 1812» («The Cambridge modern history», IX, Cambridge, 1906); 6) «Дмитрий I» («Русская история в очерк. и ст.», 1910 г., т. II); 7) «Wer war Pseudodemetrius I?» («Beitrage zur Quellen Kunde u. Quellenkritik der Jahre 1591-1606″. Archiv f. slavische Philologie»); 8) «Варяжская вира» («Зап. од. об-ва истории и древн.», т. XXXII, январь 1915 г.); 9) «Скандин. обряд погребения с кораблем» («Журн. мин. нар. просв.», 1894, сент.); 10) «Порядок престолонаследия у древненорвежских конунгов» (сб. в честь В. О. Ключевского, М., 1909 г.); 11) «Древнеисландская сага Гюнлейг Змеиный Язык» (Од., 1905 г.); 12) «Аскетизм христианск.
Востока» («Историч. изв.», 1916 г., № 2). Сверх того, целый ряд статей и литографир. курсы по истории Востока, средних веков, нового времени и по социологии.
Проф. Добролюбский отмечает, что в своих научных трудах Ш. далек от идей историч. материализма, которые он воспринял только после Октябрьской революции, «его историч. взгляды более гармонировали с его народнической идеологией…» «Для него (т. е. Щ.) сущность исторического процесса проявляется в воле человечества и отдельных лиц…» «Он прагматик и сторонник взаимодействия исторических факторов». Основные черты Щ. как историка — мастерство методов исследования, тонкая критика источников, переоценка значения человеческой воли к увлечение крайностями психологической школы. В 1919 и 1920 гг. Щ. поместил ряд статей в органах советской прессы: «Отбор умов и подбор среды», в журн. «Советское строительство» «Борьба с господствовавшими классами в высшей школе» (№ 4-5), «Рабочие факультеты» (№ 6), «Эконом. строительство» и др. И. Хмельницкий. {Гранат} Щепкин, Евгений Николаевич (1860-1920) — профессор, политический деятель.
Окончил Московский ун-т; с 1892 приват-доцент Моск. ун-та, с 1897 проф. всеобщей истории в Нежинском историко-филологич. ин-те, а с 1898 в Новороссийском ун-те. В 1904 Щ. умеренный либерал; в период революции 1905 левый кадет, видный деятель «академического союза». В 1 Гос. думе Щ. приобрел популярность речью, в которой требовал предания суду мин. внутренних дел П. А. Столыпина за потворство погромам, а также своим выступлением по вопросу о еврейском погроме в Белостоке.
За подписание Выборгского воззвания сидел несколько месяцев в тюрьме.
В период реакции порвал с к.-д. партией, вступил в связь с революционными партиями, выполняя отдельные поручения.
После Февральской революции входил в Одесский общественно-революционный комитет, издавал «Власть народа» («орган прогрессивных профессоров», неопределенного полусоциалистического-полулиберального направления); позже примкнул к левым эсерам.
После занятия Одессы австро-германскими войсками Щепкин вместе с красными эвакуировался.
В этот период, на 60-м году жизни, он порывает с левыми с.-р. («борьбистами») и вступает в ряды компартии.
В период Сов. власти в Одессе (апрель — август 1919) Щ. возглавлял совет комиссаров высших учебных заведений (СКВУЗ). Приход белогвардейцев прервал эту работу;
Щ. был арестован в сент. 1919 и до окончательного утверждения Советской власти в Одессе (февр. 1920) находился в тюрьме.
После прихода красных войск заведовал Отделом вузов, организовал одесский рабфак.
Умер в Одессе 12/ХІ. — Щ. — автор ряда трудов по всеобщей и русской истории; важнейший из них «Русско-австрийский союз во время семилетней войны» (СПб, 1902). В своих научных работах Щ. далек от идей марксизма, которые начал воспринимать лишь после Октябрьской революции; для него как историка особенно характерны увлечение крайностями психологической школы и переоценка роли личности в истории.