Биография Румянцев-Задунайский граф Петр Александрович

— фельдмаршал (1725-1796). Учителем его, когда он вместе с отцом жил в Малороссии, был местный педагог Тимофей Михайлович Сенютович, проходивший курс сначала в черниговском «коллегиуме», а затем изучавший «в иностранных землях разные языки». В 1740 г. мы встречаем Р. уже за границей, в Берлине, где он не столько учился, сколько вел разгульную и буйную жизнь. Известность Р. приобрел в семилетнюю войну. Он начальствовал кавалерией в битве при Гросс-Егерсдорфе и решил дело; принимал участие в кампании 1758 г.; участвовал в кунерсдорфской битве, принудил Кольберг к сдаче и своими успехами возбудил зависть фельдмаршала А. Б. Бутурлина.
При Петре III Р. пользовался особым расположением императора.
Когда вступила на престол императрица Екатерина II, Р., предполагая, что его карьера кончена, подал прошение об отставке.
Екатерина удержала его на службе, и в 1764 г., после увольнения от должности гетмана Разумовского, назначила генерал-губернатором Малороссии, дав ему обширную инструкцию, по которой Р. должен был способствовать более тесному соединению Малороссии с Россией в отношении административном.
В 1765 г. Р. прибыл в Малороссию и, объехав ее, предложил малороссийской коллегии произвести «генеральную опись» Малороссии.
Так возникла знаменитая Р. опись (см.). В 1767 г. была созвана в Москве комиссия для составления уложения.
Различные классы малорусского народа также должны были послать в нее своих представителей.
Политика Екатерины II, которую проводил Р., заставляла опасаться, что в комиссии могут быть заявлены просьбы о сохранении малорусских привилегий; поэтому Р. тщательно следил за выборами и составлением наказов, вмешивался в них и требовал суровых мер, как это было, например, при выборе депутата от шляхетства в городе Нежине.
В 1768 г., когда вспыхнула турецкая война, Р. назначен был командующим второй армией, которая призвана была только охранять русские границы от набегов крымских татар. Но вскоре императрица Екатерина, недовольная медлительностью князя А. М. Голицына (см.), командовавшего 1-й действующей армией, и не зная, что ему удалось уже разбить турок и овладеть Хотином и Яссами, назначила на его место Р. Несмотря на свои сравнительно слабые силы и недостаток продовольствия, Р. решил действовать наступательно.
Первая решительная битва произошла 7 июля 1770 г. при Ларге (см.), где Р. с 25-тысячным войском разбил 80-тысячный турецко-татарский корпус.
Еще более прославила имя Р. победа, одержанная им 21 июля над вдесятеро сильнейшим неприятелем при Кагуле (см.) и вознесшая Р. в ряд первых полководцев XVIII в. После этой победы Р. шел по пятам неприятеля и последовательно занял Измаил, Килию, Аккерман, Браилов, Исакчу, Бендеры.
В 1771 г. Р. перенес военные действия на Дунай, а в 1773 г., приказав Салтыкову осадить Рущук и послав к Шумле Каменского и Суворова, сам осадил Силистрию, но, несмотря на неоднократные частные победы, не мог овладеть этой крепостью, так же, как и Варной, вследствие чего отвел армию на левый берег Дуная. В 1774 г. Р. с 50-тысячным войском выступил против 150-тысячной турецкой армии, которая, избегая битвы, сосредоточилась на высотах у Шумлы. Р. с частью своего войска обошел турецкий стан и отрезал визирю сообщение с Адрианополем, что вызвало в турецкой армии такую панику, что визирь принял все мирные условия.
Так заключен был кучук-кайнарджийский мир (см.), доставивший Р. фельдмаршальский жезл, наименование Задунайского и др. награды.
Императрица увековечила победы Р. памятниками-обелисками в Царском Селе и в СПб. и предлагала Р. «въехать в Москву на триумфальной колеснице сквозь торжественные ворота», но он отказался.
После турецкой войны Р. снова возвратился в Малороссию и подготовлял постепенно введение в ней общерусских порядков, что и совершилось в 1782 г., с распространением на Малороссию учреждения о губерниях.
Пребывание Р. в Малороссии способствовало соединению в его руках громадных земельных богатств, которые отчасти были приобретены путем покупки, отчасти путем пожалования.
Умер в деревне и в одиночестве.
См. Сакович, «Исторический обзор деятельности графа Р. с 1775 по 1780»; Д. Масловский, «Ларго-Кагульская операция графа П. А. Р.» (материалы для биографии графа П. А. Р.-Задунайского, «Киевская Старина», 1895, т. 48); А. М. Лазаревский, «По поводу ста лет от смерти графа П. А. Р.» («Киевская Старина», 1896, т. 55). Ср. Турецкие войны России.
В 1811 г. издан анонимный сборник «анекдотов, объясняющих дух фельдмаршала Р.». В нем приводятся факты, свидетельствующие, что знаменитый полководец живо чувствовал все ужасы войны. Те же черты Р. засвидетельствовал и Державин в относящейся к Р. строфе оды «Водопад»: «Блажен, когда стремясь за славой Он пользу общую хранил Был милосерд в войне кровавой И самых жизнь врагов щадил; Благословен средь поздних веков Да будет друг сей человеков.
Н. В. {Брокгауз} Румянцев-Задунайский, граф Петр Александрович 26-й генерал-фельдмаршал.
Граф Петр Александрович Румянцев-Задунайский, сын генерал-аншефа графа Александра Ивановича [Граф Александр Иванович Румянцев, потомок нижегородского боярина Василия Румянца, оказавшего в 1391 году великому князю Василию Димитриевичу при завоевании Нижнего Новгорода важные услуги, занимает почетное место между любимцами Петра Великого.
Он открыл местопребывание несчастного царевича Алексея в чужих краях и привез его из Неаполя в Москву (1718 г.); отправлен чрезвычайным посланником в Константинополь (1724 г.); пожалован подполковником гвардии Преображенского полка и генерал-адъютантом (1730 г.); губернатором в Казань (1735 г.); главным начальником Малороссии (1736 г.); произведен в генерал-аншефы (1737 г.); участвовал во взятии Очакова; отразил в 1739 году двадцатитысячный турецкий корпус, намеревавшийся переправиться через Днепр близ Кременчуга; получил достоинство украинского штатгальтера (правителя) (1740 г.); снова ездил в Константинополь в звании чрезвычайного и полномочного посла; склонил Порту Оттоманскую к признанию России империей (1741 г.); награжден орденом Св. Апостола Андрея Первозванного; подписал (1743 г.), вместе с бароном Люберасом, в Або славный и выгодный мир для нашего Государства; возведен в достоинство графа Российской Империи (1744 г.); скончался в 1749 году, на 70 году от рождения] и правнук знаменитого боярина Матвеева [Артемон Сергеевич Матвеев, ближний боярин, наместник разных городов, Царской печати и Государственных Посольских дел сберегатель (канцлер) — был первым советником и другом Царя Алексея Михайловича, который вверил ему воспитание детей своих. Он ознаменовал свое министерство сохранением дружеских сношений со всеми христианскими державами; состраданием к несчастным, подвигами благотворения, ласковым и приветливым обращением приобрел лестное именование благодетеля народа.
В доме Матвеева царь увидел в первый раз Наталию Кирилловну Нарышкину, родственницу его, и пленился ею. В государствование Федора Алексеевича добродетельный боярин, преследуемый завистниками, осужден был на заточение в Пустоозерский острог Архангельской губернии; сделался потом жертвою мятежных стрельцов, на четвертый день по возвращении в Москву, 15 мая 1682 года. Сын его, Андрей Артемонович, был чрезвычайным послом в Голландии (1699 г.); в Париже (1706 г.); в Лондоне (1708 г.); полномочным министром в Вене, где возведен (1715 г.) в достоинство графа Римской Империи; пожалован сенатором и президентом Юстиц-коллегии (1719 г.); действительным тайным советником (1726 г.); скончался в 1728 году. Он имел трех дочерей: Марью, вышедшую за А. И. Румянцева;
Наталью — за князя Василия Ивановича Мещерского, и Прасковью — за Амилея Степановича Шепелева], родился в 1725 году, достопамятном, ибо Россия лишилась тогда славнейшего полководца своего, Петра Великого.
Сначала Румянцев, записанный в солдаты на шестом году своего возраста (1731 г.), обучался в деревне, под надзором отца своего, находившегося тогда в ссылке; потом, с 1736 года, в Малороссии, откуда отправлен в Берлин (1739 г.) дворянином посольства, для приобретения навыка по дипломатической части, но в следующем году отозван в Отечество; поступил в Шляхетный сухопутный кадетский корпус 29 июля и там учился только четыре месяца.
Пылкий, огненный юноша не мог подчинить ума своего единообразным занятиям, сбросил узы, на него положенные, пользуясь пребыванием отца в чужих краях [Александр Иванович Румянцев находился тогда чрезвычайным и полномочным послом в Константинополе], и на свободе сам начертал себе полет, которого обыкновенные умы не в состоянии постигнуть.
Стремительно возвышался он: в 1743 году, на девятнадцатом году от рождения, был уже армейским капитаном и прислан отцом в С.-Петербург из Або с мирным трактатом.
Императрица Елисавета Петровна столь была довольна прекращением военных действий с Швецией и значительными приобретениями, что пожаловала молодого Румянцева прямо в полковники.
Чем занимался в то время будущий герой России? Он удальством превосходил товарищей, пламенно любил прекрасный пол и был любим женщинами, не знал препятствий и часто, окруженный солдатами, в виду их торжествовал над непреклонными, обучал батальон, в костюме нашего прародителя, перед домом одного ревнивого мужа; заплатил другому двойной штраф за причиненное оскорбление и в тот же день воспользовался правом своим, сказав, что он не может жаловаться, ибо получил уже вперед удовлетворение! Проказы Румянцева, доведенные до Высочайшего сведения, заставили Императрицу Елисавету Петровну, во уважение заслуг графа Александра Ивановича, отправить к нему виновного с тем, чтобы он, как отец, наказал его. К чести графа Петра Александровича должно сказать, что и в полковничьем чине перед отцом он был покорен, как ребенок. [Любимец Петров велел принести пук розог. «Я полковник», — сказал ему сын. — «Знаю, — отвечал отец, — и уважаю мундир твой; но ему ничего не сделается; я буду наказывать не полковника». Граф Петр Александрович повиновался, не дозволив, однако ж, конюхам прикасаться до него; потом — как сам рассказывал — когда его порядочно припопонили, закричал: Держите, держите, утекаю!] События эти, не подверженные сомнению, открывают нам, как неосновательно судить о людях по начальным их действиям! Румянцев участвовал в славном походе генерал-фельдцейхмейстера князя Репнина в Франконию (1748 г.) и, когда Россия ополчилась против Пруссии (1757 г.), обнажил меч, бывши генерал-майором.
Отсюда начинается ряд знаменитых подвигов этого бессмертного полководца XVIII столетия.
Румянцев занялся прежде всего устройством нашей конницы; потом вступил в Тильзит, сдавшийся ему на капитуляцию (в июле); пожалован генерал-поручиком (1758 г.); предводительствуя отдельным корпусом, имел разные стычки с неприятелем, в которых всегда оставался победителем; начальствовал в сражении при Франкфурте (1759 г.) серединою нашей армии и содействовал поражению Фридриха Великого, которого часто угадывал тайные замыслы: опрокинул, вместе с бароном Лаудоном, и обратил в бегство неприятельскую конницу; награжден орденом Св. Александра Невского.
Главнокомандующий граф Салтыков после этой блистательной победы употребил Румянцева в разных переговорах с австрийским генерал-фельдмаршалом Дауном.
В 1761 году, предводительствуя снова отдельным двадцатичетырехтысячным корпусом, расположил он лагерь свой под Колбергом и держал в блокаде этот город, в виду прусского стана, между тем как флот наш бросал бомбы с моря. Россияне несколько раз покушались на приступ: редуты почти ежедневно переходили из рук в руки; наконец Румянцев окружил пруссаков со всех сторон, преградив подвоз продовольствия.
Отряды неприятельские, посылаемые к прикрытию обозов, были разбиваемы.
Тщетно фельдмаршал Бутурлин приказывал Румянцеву отступить от Колберга по причине глубокой осени и расположиться на зимних квартирах: уверенный в победе, любимец славы ослушался своего начальника, с которым был соединен узами родства [См. биографию князя Михаила Михайловича Голицына]: принц Евгений Виртембергский нашелся принужденным предоставить Колберг на произвол судьбы;
Румянцев с частью вверенных ему войск овладел городом Трептау и вслед за тем заставил храброго коменданта Гейдена, два раза спасавшего вверенную ему крепость, сдать Колберг 5 декабря: 2903 чел. пленных, сто сорок шесть орудий, 33 тысячи ядр и бомб, 500 тысяч пуль и двадцать знамен были трофеями того дня. Император Петр III пожаловал графа Румянцева генерал-аншефом и кавалером орденов Св. Анны и Св. Апостола Андрея Первозванного (1762 г.). Тогда прекратилась брань с Пруссией.
Обладатель России намеревался отторгнуть от Дании наследственное свое достояние, Голштинию; назначал уже Румянцева главнокомандующим армией; велел объявить в Конференции, 27 июня, о скором отъезде своем в главную квартиру, как на другой день Императрица Екатерина II вступила на престол, и Румянцев, готовившийся к новым победам, вложил в ножны меч свой, не присягал Государыне до тех пор, пока не удостоверился в кончине Императора; определен (1764 г.) генерал-губернатором в Малороссию, президентом тамошней Коллегии, учрежденной в Глухове, главным командиром малороссийских козацких полков, запорожских козаков и украинской дивизии.
Покоритель Колберга оправдал выбор мудрой Монархини: он уничтожил злоупотребления, вкравшиеся в присутственные места; вселил в молодых малороссиян любовь к регулярной службе, коей они до того чуждались; строгою справедливостью истребил страх и недоверчивость, питаемые жителями того края к великороссийским войскам; доставил подвластному ему народу разные облегчения в повинностях и вместе обратил особое внимание на сбережение казенных имений посредством хозяйственного благоустройства: при нем введен был в Малороссию Воинский устав (1768 г.) и предоставлено тамошним жителям по части гражданской руководствоваться статутом Великого княжества Литовского.
Вскоре возгорелась война между Россией и Портой Оттоманской;
Екатерина, поручив первую армию князю Голицыну, назначила предводителем второй графа Румянцева (1768 г.). Последнему ведено было охранять границы Империи, которые тогда повсеместно почти от Польши до Каспийского моря окружены были народами, подвластными Турции.
Не упуская из виду сношений с Голицыным, Румянцев расположил войско свое таким образом, чтобы оно могло споспешествовать действиям первой армии, и лишь только узнал о переходе Голицына на эту сторону Днестра (1769 г.), немедленно переправился за Днепр, чтобы этим движением привлечь на себя внимание неприятеля, разделить многочисленные его силы, шедшие из-за Дуная под предводительством визиря.
Недовольная медленностью Голицына, Императрица сменила его Румянцевым.
Он принял первую армию 16 сентября.
Хотин и Яссы были тогда заняты россиянами.
Румянцев поспешил очистить от турок Валахию.
Зима и моровая язва не ослабили мужества наших соотечественников: они овладели крепостью Журжей (1770 г.), разбивали на всех пунктах мусульман, несмотря на превосходное их число. 17 июня Румянцев обратил в бегство двадцать тысяч турок близ Рябой Могилы; 7 июля одержал совершенную победу над неприятелем за речкою Ларгою.
Армия мусульман, под предводительством трех пашей и хана крымского, состояла из восьмидесяти тысяч человек, находилась на высотах; лагерь был защищаем четырьмя ретраншементами и сильной артиллерией.
Но российский полководец, по собственному его выражению, не мог видеть неприятеля, не наступая на него: в двенадцатом часу ночи, на седьмое число июля, он двинулся за речку Ларгу тремя колоннами вслед за Репниным и Боуром.
Татарские пикеты, согнанные движением передовых полков наших, возвестили в стане своем приближение российских войск. Последние еще до рассвета выстроились на высотах.
Встревоженный неприятель открыл сильную пушечную пальбу; не дав опомниться врагам, Румянцев велел Боуру и Репнину атаковать лагерь их с правой стороны, а сам, построив армию в каре, поспешил к укреплению.
Здесь должно заметить, что герой, приняв начальство, отвергнул малодушные осторожности славнейших полководцев: Монтекукулия, Евгения Савойского, графа Миниха. «Не рогатки, — сказал он своим легионам, — а огнь и меч защита ваша». [Граф Румянцев отменил рогатки, которыми прежде прикрывался фрунт армии от нападения турецкой конницы, потому что деревянные эти преграды не могли удерживать сильного натиска искусных наездников, врубавшихся в ряды с неимоверной жестокостью, между тем как они отрывали множество рук от фрунта.] Татары устремились с правого крыла, где находился их стан, лощиною на левое наше крыло; но были отбиты.
Между тем Мелиссино, заставляя молчать неприятельскую батарею меткими выстрелами своими, очищал путь в укрепления.
Едва передовые отряды Боура и Репнина начали пробиваться в лагерь неприятельский с правой стороны, Племянников пушечными выстрелами возвестил приступ свой на левой. Тогда Румянцев поручил вести армию генералам Олицу и Брюсу, а сам поскакал к войскам, нападавшим на лагерь.
Храбрые гренадеры, одушевленные присутствием героя, штыками и грудью ниспровергли укрепления, брали пушки, быстро неслись на крутую гору, не расстраиваясь в рядах, и в одно мгновение ока взлетели на высоту холмов.
Бросив стан свой, неприятель, поражаемый и на левом крыле, обратился в бегство.
Битва Ларгская началась в четыре часа утра, а кончилась в двенадцать.
Она была только предвестием победы под Кагулом; весь турецкий лагерь, тридцать три медных пушки, множество пленных, знамен, значительное количество съестных припасов и военных снарядов увенчали торжество Румянцева.
Императрица препроводила к нему военный орден Св. Георгия первого класса.
Сражение при реке Кагуле было гораздо блистательнее.
Оно походит более на баснословное, нежели на действительно историческое; ибо семнадцать тысяч россиян побили наголову полтораста тысяч турок, отразив сто тысяч татар, угрожавших с тылу. План великого визиря Галиль-бея состоял в том, чтобы, поставив Румянцева среди двух огней, уничтожить его малую армию; потом пробраться ко Львову, присоединить к своим полчищам конфедератов и перенести театр войны правым крылом в Россию, а левым в Польшу. 20 июля турки заняли на левой стороне устья Кагула лагерь верстах в семи от нашего, между тем как татары начали облегать тыл, отрезывая подвоз продовольствия.
Россияне находились в затруднительном положении, но не унывали, ибо с ними был Румянцев.
Он разделил малую армию свою на пять четырехугольников, расположенных в некотором отдалении один от другого, и крестообразным их огнем не только удержал в повиновении турецкую конницу, но и защитил свою собственную от нападения неверных, поставив оную в пустых промежутках каре, позади пушек. Таким образом конница наша, будучи прикрыта огнем артиллерии и пехоты, могла свободно действовать в преследовании неприятеля.
Построив войско в боевой порядок, Румянцев двинул оное на рассвете (21 июля) к дороге, получившей название от римского императора Траяна; не ожидал, но сам предупредил врага многочисленного.
Изумленные отчаянным мужеством россиян и громом их орудий, неверные отклонили робость мыслью, что истреблять врагов превосходством сил, встретили полки наши с ожесточением, спешили зайти им в тыл; но Румянцев сквозь дым и огонь наблюдал все шаги мусульман и быстрым поворотом своих войск угрожал отрезать турецкую конницу от лагеря.
Она с криком и с чрезвычайной скоростью понеслась к оному, оставив нападение на каре Племянникова.
С пятого часа утра до восьмого россияне в непрерывном огне пролагали себе дорогу к стану турецкому, между тем как Гудович и Потемкин, занявшие ночью с вверенными им отрядами выгодную позицию на высотах, прикрывали от хана крымского обозы и препятствовали ему атаковать армию нашу с тыла. Все пушечные выстрелы со стороны неприятеля обращены были на каре, где находился Румянцев, и на каре Племянникова, шедшее по левую сторону.
Визирь в одну ночь сделал укрепление, обведенное тройными рвами, наполненными янычарами.
Румянцев беспрестанно был под тучею ядер, которые часто попадали в лошадей, сопровождавших его чиновников.
Уже турецкие батареи начинали умолкать; уже каре Племянникова простирало руки к овладению укреплением: вдруг десять тысяч янычар, выскоча из лощины, ударили с саблями, кинжалами и с криком на правую сторону каре, ворвались в середину, смяли полки Муромский, 4-й Гренадерский и Бутырский, заставили их бежать в каре Олица. Увидев смятение в рядах своих, неустрашимый Румянцев сказал принцу Брауншвейгскому, находившемуся при нем: «Теперь дело дошло до нас!» — и с этим словом полетел к бегущим, смешавшимся под саблями турецкими, вскричал: «Стой, ребята!» Голос героя в один миг отозвался в слухе и сердцах воинов; россияне остановились, устроились.
Первый Гренадерский полк, под предводительством бригадира Озерова, отразил янычар.
Каре Племянникова сдвинуло ряды и, возгласив: «Да здравствует Екатерина!», устремилось вперед.
Через тройные рвы россияне взлетели в укрепления.
Визирь, устрашенный поражением янычар, составлявших первую его стену, обратился в бегство.
Спасаясь от штыков, турки гибли толпами в волнах Дуная. Русские воины приветствовали мужественного предводителя своего с победою, восклицали: «Ты прямой солдат!» Весь турецкий лагерь, сто сорок орудий, шестьдесят знамен, множество военных снарядов и две тысячи пленных достались победителям.
Около сорока тысяч погибло во время битвы и преследования.
Урон наш ранеными и убитыми не превышал тысячи человек.
Императрица возвела Румянцева 2-го августа в достоинство генерал-фельдмаршала.
Вслед за Кагульской битвою Репнин овладел Измаилом и Килией, Глебов — Браиловым.
Букарест и крепость Салча увеличили завоевания россиян: заняв левый берег Дуная, Румянцев обеспечил зимние квартиры свои в Молдавии и Валахии.
В 1771 году гром орудий наших раздался за Дунаем: оба берега этой величественной реки, от крепости Журжи до Черного моря, были очищены россиянами.
Открывшиеся переговоры о мире между воюющими державами (1772 г.) не увенчаны желаемым успехом.
Вейсман, Потемкин и Суворов сразились в разных местах с турками (1773 г.), с новой славой для нашего оружия.
Фельдмаршал осадил Силистрию, неоднократно разбивал с малыми силами многочисленного неприятеля, рассеял стан его, расположенный на высотах, окопанный рвом и защищаемый пушками; но не мог овладеть крепостью, имея только под ружьем тридцать тысяч человек, утомленных трудами и непрерывными битвами.
В 1774 г. вступил на престол султан Абдул-Гамид, по кончине брата своего, Мустафы, государь малодушный, преданный неге, носивший одно именование повелителя оттоманов; ибо вся власть была в руках сестры его и верховного визиря Махмет Мусун-заде. Театр войны тогда перенесен был в Болгарию: расположив лагерь на горах, визирь, избегавший генерального сражения, вывел против пятидесяти тысяч россиян двухсоттысячное войско.
Между тем как часть его армии выступила из укреплений, Румянцев с несколькими отрядами обошел турецкий стан, ворвался во фланг, овладел многими орудиями, всем обозом.
В то самое время Каменский, по распоряжению главнокомандующего, отрезал визирю всякое сообщение с Адрианополем, запер его в собственном лагере.
Страх объял всех турок: они вышли из повиновения, рассеялись во множестве.
Визирь заговорил о мире и согласился на все условия, предписанные ему победителем.
Кучук-Кайнарджийский договор, постановленный 10 июля, доставил крымским татарам независимость;
России: Азов с его областью;
Керчь и Эникале в Крыму; Кинбурн при устье Днепра и степь между этой рекою и Бугом; свободное плавание по Черному морю и через Дарданеллы, даже до стен Константинополя; четыре миллиона пятьсот тысяч рублей за военные издержки.
Велики были заслуги, оказанные Отечеству Румянцевым, но и награды, полученные им от справедливой Монархини, соответствовали оным. Екатерина в день мирного торжества 10 июля 1775 года пожаловала графу Петру Александровичу: 1) наименование Задунайского, для прославления через то опасного перехода его через Дунай; 2) грамоту с прописанием побед его; 3) за разумное полководство: алмазами украшенный фельдмаршальский жезл; 4) за храбрые предприятия: шпагу, алмазами обложенную; 5) за победы: лавровый венок; 6) за заключение мира: масличную ветвь [Лавровый венок и масличная ветвь были также осыпаны алмазами]; 7) в знак Монаршего благоволения: крест и звезду ордена Св. Апостола Андрея Первозванного, осыпанные алмазами; 8) в честь его и для поощрения примером его потомства: медаль с его изображением; 9) для увеселения его: деревню в пять тысяч душ в Белоруссии; 10) на построение дома: сто тысяч рублей из Кабинета; 11) для стола: серебряный сервиз и 12) на убранство дома: картины.
Этого мало: Екатерина умела и наградам своим придавать оттенки для возвышения заслуг и самой благодарности.
В списках удостоенных 10 июля Монаршего благоволения первое место занимал по старшинству князь Александр Михайлович Голицын, второе Румянцев, но Государыня хотела отличить последнего перед первым и собственною рукой прибавила к его титлу слово Господин, между тем как Голицын наименован просто генерал-фельдмаршалом! Она желала, чтобы Задунайский, по примеру римских полководцев, имел въезд в столицу через триумфальные ворота на колеснице: скромный герой, привыкший к лагерной жизни, отказался от почестей и еще более явил себя великим в глазах соотечественников! Малороссия снова поступила под начальство его: оттуда Румянцев вызван был в С.-Петербург (1776 г.) для сопровождения Наследника Престола в Берлин, по случаю предназначенного бракосочетания его с племянницею короля Прусского принцессою Виртембергскою [Бывшей потом Императрицей Марией Федоровной]. «Приветствую победителя оттоманов, — сказал Фридрих Великий Румянцеву в то время, как фельдмаршал преклонил перед ним победоносное чело свое. — Я нахожу великое сходство между вами и генералом моим Винтерфельдом». — «Государь! — отвечал Румянцев. — Для меня весьма бы лестно было хоть немного походить на генерала, столь славно служившего Фридриху». — «Нет, — возразил король, — вы не этим должны гордиться; но победами вашими, которые передадут имя Румянцева позднейшему потомству». Уважая достоинства российского полководца, король приказал военному штабу своему явиться к Румянцеву с почтением, с поздравлениями; возложил на него орден Черного Орла; собрав весь гарнизон в Потсдаме, представил примерное Кагульское сражение, которым сам предводительствовал.
В Берлинской Академии Наук славный Формей произнес речь, в коей, выхваляя добродетели Наследника Престола Российского, коснулся и Румянцева: «Да, великая и процветающая Империя, предназначенная Вашему Высочеству, — сказал он, — всегда будет опираться на столбы столь же прочные, каковые и ныне поддерживают ее. Да в советах Ваших первенствуют всегда Министры, в армиях Полководцы, одинаково любимые Минервою и Марсом.
Да будет герой этот (здесь я невольным образом предаюсь восторгу, ощущаемому мною при виде великого Румянцева) долгое еще время ангелом-хранителем России! Распространив ужас своего победоносного оружия за Дунаем, он ныне украшает берега Шпреи доблестями, не менее славными, возбуждающими удивление.
Но чтобы достойно возвеличить мужа, который с храбростью Ахиллеса соединяет добродетели Энея, надобно вызвать тени Гомера и Вергилия: голос мой для сего недостаточен». Здесь должно прибавить, что в этом собрании Румянцев сидел подле короля, между тем как два принца Брауншвейгские и три Виртембергские стояли. [Из портфелей историографа Миллера, хранящихся в Московском Архиве Министерства Иностранных дел.] Возвратясь в Отечество, граф Петр Александрович вступил по прежнему в управление Малороссией.
В то время Потемкин, бывший в Турецкую войну под начальством его, представлял первое лицо в Государстве, могуществом своим превосходя всех своих предместников.
Благоволение Императрицы к Кагульскому победителю не изменилось: она соорудила в честь ему обелиск в Царском Селе; возложила на Румянцева орден Св. Владимира 1-й степени в самый день учреждения оного (1782 г.); пожаловала его подполковником Конной гвардии (1784 г.); наименовала главнокомандующим Украинской армии, выставленной против турок в 1787 году; но со всем тем Задунайский представлял уже второстепенного предводителя: Потемкин был главным.
Тогда Екатерина предприняла путешествие в Тавриду: Румянцев встретил Императрицу на границе малороссийской и присоединился к особам, сопровождавшим ее. «На лице этого знаменитого воина, — пишет очевидец, граф Сегюр, — изображались отличительные черты его характера, смесь скромности и вместе гордого благородства, которыми всегда украшается истинное достоинство; внутренняя печаль и досада, чувствуемая им от предпочтения, оказываемого Потемкину, помрачали величественное чело его. Он открыто изъявлял неудовольствие, в то время как другие царедворцы тайно старались вредить любимцу счастия, который, по званию президента Военной Коллегии и первого министра, представлял к наградам одних только своих подчиненных; строил великолепные здания в вверенном ему наместничестве; новой красивой одеждой придавал блеск армии своей, между тем как воины Румянцева носили ветхие мундиры, офицеры не получали повышений, казенные работы приостановились на Украине». Вражда эта в том же году, по-видимому, прекратилась;
Потемкин, до открытия военных действий, написал Задунайскому письмо, называл себя учеником его, испрашивал советов или, лучше сказать, повелений своего наставника.
Между тем как Таврический осаждал Очаков (1788 г.), Румянцев, оставаясь на Украине, быстро подвигал войска в Молдавию и, предвидя, что соперник его будет преграждать ему дорогу на ратном поле, сказался больным ногами, сдал армию Потемкину, который присоединил ее к своей. Удалясь (1789 г.) близ Киева в мирное уединение, занимаясь сельским хозяйством, победитель оттоманов ласково беседовал со своими поселянами, вспоминал в кругу отставных воинов о днях прошедшей славы. Любя чтение, даже под шумом военных бурь, он посвящал тогда оному большую часть дня. «Вот мои учители», — говорил Румянцев, указывая на книги. Нередко в простой одежде и сидя на пне, удил он рыбу. Однажды любопытные посетители, приехавшие взглянуть на героя Кагульского, не могли различить его от других. «Вот он, — сказал им с ласкою Румянцев. — Наше дело города пленить, да рыбку ловить». В доме его, богато убранном, находились и дубовые стулья. «Если великолепные комнаты, — говорил он своим приближенным, — внушат мне мысль, что я выше кого-либо из вас, то пусть эти простые стулья напоминают, что и я такой же человек как вы». Так провел Румянцев несколько лет: на исходе 1791 года дошло до него известие о смерти Потемкина; великодушный герой не мог удержаться от слез. «Чему удивляетесь вы? — сказал он своим домашним. — Потемкин был моим соперником; но Россия лишилась в нем великого мужа, а Отечество потеряло усерднейшего сына». Через два года потом Екатерина торжествовала мир, заключенный с Турцией в 1791 году, и не забыла Задунайского; он получил тогда шпагу, украшенную алмазами, за занятие части Молдавии в начале войны, как будто в предзнаменование, что рука его должна еще ополчиться к подвигам славы. В 1794 году 16 мая вверено Румянцеву главное начальство над войсками, расположенными от устья Днестра до пределов Минской губернии.
Императрица собственноручно писала к нему: «Я слышала о лучшем состоянии теперь здоровья вашего, обрадовалась и желаю, чтоб оно дало вам новые силы разделить со Мною тягости Мои; ибо вы сами довольно знаете, сколь Отечество помнит вас, содержа незабвенно всегда заслуги ваши в сердце своем; знаете также и то, сколь много и все войско самое любит вас и сколь оно порадуется, услыша только, что обожаемый Велизарий опять их приемлет, как детей своих, в свое попечение». Оставаясь на Украине, он подвигал вперед разные корпусы своей армии, снабдил Суворова словесным наставлением, сосредоточил полки под его знамена, и благоразумными распоряжениями содействовал низложению мятежа в Польше; награжден (1795 г.) похвальною грамотой, деревнями, домом с приличным убранством и, перед оным, памятником с надписью: «Победам графа Румянцева-Задунайского». [Памятник этот, поставленный на Царицыном лугу перед домом Румянцева, ныне находится на Васильевском острове, между Кадетским корпусом и Академией художеств.] Вскоре Императрица переселилась в вечность (6 ноября 1796 г.). Печальное известие это, полученное Румянцевым в Ташани, чрезвычайно огорчило его. Сначала Император Павел I обошелся с ним весьма милостиво, спрашивал советов его по военной части; нарочные беспрестанно летали из С.-Петербурга к Кагульскому герою. Полководец Екатеринин, надеясь на свою силу и опытность, смело сообщал мысли свои; но они не все согласны были с видами Монарха.
Параличный удар прекратил (8 декабря) славную жизнь Румянцева.
Необыкновенному вождю этому определено было родиться и умереть в две значительные эпохи для России.
Император Павел I, в память великих его Отечеству заслуг, повелел наложить военный траур на три дня. Граф Петр Александрович Румянцев-Задунайский был высокого роста; стан имел стройный, величественный; физиономию привлекательную, чуждую притворства, всегда спокойную; важная походка придавала ей некоторую гордость; отличался превосходной памятью и крепким сложением тела: не забывал никогда, что читал и видел, не знал болезней и на семидесятом году жизни своей мог проезжать верхом в день пятьдесят верст. Он был набожен без суеверия; благоговел перед Монархиней, умевшей возвеличить Россию, любил солдат, как детей своих, заботился о них в поле и на квартирах; одушевлял храбрых воинов уверенностью в победе; был любим ими, несмотря на строгость свою и на частые маневры [Румянцев — по словам Суворова — знал имена солдат.
Через десять лет после Кагульского сражения узнал он в городе Орле сторожа, служившего на той славной битве рядовым: остановил его, назвал по имени и поцеловал.
См. Анекдоты Суворова, стр. 7.]; но, взыскивая за малейшую неисправность, обыкновенно трунил над подчиненными, не делая их несчастными.
Однажды Задунайский, обозревая на рассвете лагерь свой, приметил офицера, отдыхавшего в халате, начал с ним разговаривать, взял его под руку, вывел из палатки, прошел мимо войск и потом вступил вместе в шатер фельдмаршальский, окруженный генералами и своим штабом.
С умом прозорливым, основательным Румянцев соединял твердость, предприимчивость; был неустрашим; не знал препятствий при исполнении военных предначертаний; не унывал среди опасностей, одаренный редким присутствием духа. «Задунайского, — пишет Карамзин, — можно смело назвать Тюреннем России.
Он был мудрый полководец, знал своих неприятелей и систему войны образовал по их свойству; мало верил слепому случаю и подчинял его вероятностям рассудка; казался отважным, но был только проницателен; соединял решительность с тихим и ясным действием ума; не знал ни страха, ни запальчивости; берег себя в сражениях единственно для победы; обожал славу, но мог бы снести и поражение, чтобы в самом несчастии доказать свое искусство и величие; обязанный гением натуре, прибавил к ее дарам и силу науки; чувствовал свою цену, но хвалил только других; отдавал справедливость подчиненным, но огорчился бы во глубине сердца, если бы кто-нибудь из них мог сравняться с ним талантами: судьба избавила его от сего неудовольствия». Если б герой Кагульский имел какие-либо недостатки, то они должны исчезнуть во множестве его отличных качеств и доблестных подвигов, которые не умрут в потомстве.
Екатерина Великая, кроме двух памятников, сооруженных в честь Румянцева, украсила еще мраморным его бюстом Эрмитаж. «Он великий человек, — говорила Императрица, — человек государственный; имеет воинские достоинства; не двояк и храбр умом, а не сердцем». Император Иосиф II всегда приказывал ставить за столом лишний прибор для любезного своего фельдмаршала.
Суворов являлся к нему в полном мундире и забывал при нем шутки свои. Его покровительству обязана Россия славными министрами: Безбородко и Завадовским.
Он имел от супруги своей, графини Екатерины Михайловны, урожденной княжны Голицыной, трех сыновей: государственного канцлера графа Николая Петровича, действительного тайного советника графа Сергея Петровича и обер-шенка графа Михаила Петровича.
С кончиной второго из них (в 1838 г.) пресеклась фамилия Румянцевых.
Прах Задунайского покоится в Киево-Печерской Лавре, у левого клироса Соборной церкви Успения Св. Богородицы.
Великолепный памятник, сооруженный старшим сыном его, не мог, по огромности, поставлен быть на том месте, но помещен при входе в церковь с южной стороны, где погребены два архимандрита.
Государственный канцлер с Высочайшего утверждения пожертвовал в 1805 году капитал, из процентов которого шесть особ военнослуживших получают каждый год по тысяче рублей, имея жительство в построенном для них доме. Они обязаны во время панихид, отправляемых на память фельдмаршала и церковного Соборного служения, окружать его могилу.
Их избирает ныне Дума военного ордена Св. Георгия». {Бантыш-Каменский}