Биография Петрик

— малороссийский политический деятель конца XVII в., поднявший знамя бунта против Мазепы и центрального русского правительства.
Настоящее имя его было Петр Иванович;
Петрик же было его прозвище (уменьшительное от Петр); в одной песне он называется еще Петричевским.
Довольно подробные известия о его политической деятельности мы встречаем в известной «Летописи» Величка, и они, что очень важно, вполне совпадают с документальними данными, заимствованными Н. И. Костомаровым из Московского Архива Министерства Юстиции и Иностранных дел. Петрик первоначально занимал должность старшего войскового канцеляриста; ему поручил гетман Мазепа отвезти царское жалованье полтавскому полк. Жученку.
Он исполнил это поручение, но на обратном пути, оставив сани под скирдой сена, по льду переправился через Днепр и удалился в Запорожскую Сечь, где был избран войсковым писарем.
В Запорожской Сечи Петрик, впрочем, пробыл недолго и отправился в 1692 году в Крым, чтобы возбудить крымских татар против России.
У него был план отторжения Малороссии от России при помощи крымцев, раздраженных двумя предшествовавшими походами князя В. В. Голицына.
Еще будучи в Сечи, Петрик возбуждал кошевого подняться против России; с одной стороны, он возлагал надежду на татар, с другой, — на черный люд. «Я горло свое ставлю, — говорил он кошевому, — и велите мене на суставы порубаты, колы то вся Украина, начавши от Полтавы, не поклонится, тилько хоч 6 тысячей орды возьми… Я знатыму, з якого конця початы…, а гетман сей зараз в Москву утече, бо там его вся душа, а тут тильки тень его; а «голоколинки» (бедные люди) сами чортив-панив подавять, а мы вже прыйдемо на готовый лад». В Крыму Петрик заключил от имени запорожцев договор с татарами и затем выступил с ними в поход против Poccии, рассылая «прелестные» письма в кош. Крымский хан поставил Петрика казацким гетманом и даровал ему знаки его нового достоинства — хоругвь, прапор, бунчук, серебряный пернач, златоглавную чугу и турецкого коня с полным прибором.
Петрик сам понимал, что затевает гражданскую междоусобную брань, но надеялся усмирить ее при помощи запорожцев я мечтал о воссоединении право — и левобережной Малороссии, как это было во времена старого Хмельницкого; правобережная Малороссия должна была, по его мысли, заселиться теми слобожанами (обитателями Слободской украйны), которые некогда ее оставили.
Таким образом, в своих политических комбинациях Петрик шел по стопам Дорошенка. Ho если подобная политика умного и талантливого Дорошенка не привела к цели, то на что и на кого мог рассчитывать теперь Петрик? Союз с басурманским Крымом был настолько противоестественен, что претил гражданскому чувству всякого истинного украинца… Сам Петрик, очевидно, понимал это, когда говорил: «Не дай Бог воевать свою отчизну; не хороша та птица, что собственное гнездо марает, не добрый тот пан, что собственную вотчину разоряет!..» И между тем, он оказывался таким именно паном; сами крымцы говорили о себе, что они привыкли не давать подарки, а брать их, как это было и при Хмельницком.
Мазепа в своем универсале, обращенном к малороссийским полчанам, также указывает, какой громадный вред принесли народу восстания, поднятые Серком, Сулимой, Суховеем, Ханенком: в это время правобережная Малороссия была окончательно разорена; «где бывали, — говорит он, — городы люднии и святынями божиими вельми оздобнии, там теперь за грехи наши пустыня и жилище зверем найдуется; з чого не тилко каждий тоей отчизни зичливий сын слезы з очей своих точыть мусить, але и каждаго добраго христианина неутолимая обийдет жалость». Эти указания должны были, естественно, парализовать значение аргументов, приводимых Петриком в пользу затеянного им дела. а Петрик в своем универсале писал между прочим: «а тое ведайте, що сяя война на москаля всчалася не для чего иншого але для ваших волностей и общого, всенародного посполитого добра; кгдиж не треба вам того много писати, сами знаете, що вам деють москали и свои драпежнии паны и що ся вам чинит от арендаров, все тое добре знаете, поневаж объиздили вам шии и худобы ваши все пообирали; коды тепер даст нам Господь Бог всемогущий выбытись с под ярма московского, то як сами схочете, такий между собою порядок учините, же бысте такия заживали волности, якия уживали предкови ваши за Хмельницкого». Любопытная отповедь на это обращение была составлена в гетманской канцелярии и отправлена к Петрику от имени полтавских обывателей; она напоминает собой знаменитый ругательный ответ запорожцев турецкому султану.
Указав, что Петрик провел свое детство среди нищих и питался подаянием, составители письма ставят ему на вид его самомнение, гордыню и потом продолжают: «Як тебе, собако скаженая, не завстыдыть твоя подлость, же бы не по лицу своему дело зачинаешь и як не озмет страх и трепет, же за твои богопротивнии дела, що мятежи и кровопролитие межи народ христианский внести прагнешь (стараешься), скорая постигнет тебе помста (месть) Божия? Не разумей того, божеволний (сумасшедший) глупче, абы тебе и одна душа живая тут з межи народу тим тебе назваты хотела, чим ты себе негодныку титулуешь (т. е. гетманом)… А що ты кламцо в скверном письме своем прекладаешь, будто нам деются якия тяжати (тягости) и неволи, то всему свету тое явно, що лжеш и брешеш… А же спомынаеш калгу салтана з ордами, будто на помочь тебе будучого, то мы тому не веримо и того не сподеваемся, аби з Крымского панства такий особа мел тобе лгареве и щенюку последовати.. хиба то який цыган перед тобою, дурным блазком, солтаном назвался и прибравши тысячей килко голоты татар, выйшол з тобою безумного твоего дела помогати, чого и малий салтан, не тилко калга, учинити не хотел бы». Петрик, по словам H. И. Костомарова, хотел разыгрывать из себя Богдана Хмельницкого, но «везде и во всем подражание бывает хуже оригинала, и события, искусственно повторяемые не вовремя, представляют собою что-то комическое». Нам кажется, что замыслы Петрика ближе подходят к политическим целям Дорошенка, а не Хмельницкого, ибо главным пунктом его было воссоединение под крымским протекторатом обеих Украин, оторванных друг от друга, как известно, еще Андрусовским договором.
Не будем останавливаться на подробностях военных походов (их можно прочитать у Костомарова); заметил только, что Петрик три раза (в 1692, 1693 и 1696 г.) водил татарские орды на южную Украину и всякий раз безуспешно; ни запорожцы, ни украинцы, за небольшими исключениями, не оказали ему должной поддержки; за третьим разом он погиб: его заколол копьем, по словам автора «Истории руссов», Яким Вечирка или Вечирченко, прельстившись наградой в 1000 руб., объявленной Мазепой за голову претендента.
В «Истории руссов» Вечирко называется «охочекомонным старшиною», т. е. предводителем охотников-удальцов.
О смерти его там рассказывается так: «он действовал против татар с удивительным мужеством и всегда старался поразить Петрика» и посему то схвачен он так, что другие войска приметить того не могли и умерщвлен татарами тиранским образом, что примечено на теле его, изуродованном на многих местах варварски.
Но и Петрик тут же погиб от удара, видно, Вечоркина.
Труп его найден между татарскими, пробитый насквозь копьем и повешенный на крюк при мест. Кишеньках с надписью: «бунтовщик и возмутитель народный». Впрочем, отсюда видно, что и автор «Истории руссов» не был вполне убежден, что Петрика убил Вечирко; иначе бы он выразился более определенно.
Мы полагаем, что он основывался не на документальных данных, а на каком-нибудь предании или песне. Одна из таких песен дошла до нас — это песня о взятии Вечирченка Петричевским, т. е. Петриком; здесь, впрочем, не говорится об убиении Петрика Вечирченком; наоборот, по ней оказывается только, что Вечирченко попадает в плен, и у него живого вынимают сердце; вот начало ее: «Ох, и стояла сосоночка да против сонечка, А попереду Вечирченко на вороним коню. Ох, и лышень жеда Вечирченко да на тую траву изъизжае, A позад его да пан Петриковский да тугий лук натягае». Затем следует рассказ о смерти Вечирченка, смерти, вызвавшей тоску и печаль у его жены Ульяны.
Нам кажется, что в песне этой есть пропуск целого эпизода об убиении Вечирченком Петриковского; рассказ об этом должен был следовать после приведенных нами выше слов песни, а описанная далее казнь Вечирченка должна была служить актом мести за убийство Петриковского.
Сомневаться в самой песне мы не можем (как это делает П. С. Ефименко), потому что она записана двумя такими этнографами, как П. А. Кулиш и А. Маркович;
Н. И. Костомаров также не выражал относительно ее никаких сомнений.
Летопись Величка, т. 3-й, стр. 94-95, 103-125; Летопись Самовидца, стр. 181-182; История руссов, стр. 192; песня в «Русской Мысли» 1880, книга VIII, стр. 19-20 и «Киев. Стар.» 1886, май, стр. 173-175; биограф. подробности у Н. И. Костомарова: Мазепа и мазепинцы, стр. 82-130. Проф. Д. И. Багалей. {Половцов}