Биография Неклюдов Николай Адрианович

(1840-1896) — известный криминалист.
Происходил из дворян Саратовской губернии.
Окончив курс в пензенском дворянском институте, он поступил сначала на математический, затем на юридический факультет спб. университета, по окончании которого слушал лекции по правоведению в университетах берлинском, гейдельбергском и женевском.
Возвратившись обратно в СПб., получил степень магистра уголовного права (1865) и был выбран мировым судьей города СПб. (1866); позже был председателем столичного мирового съезда и почетным мировым судьей.
Перейдя на коронную службу, он занимал должности юрисконсульта министерства юстиции (1871), члена консультации (1878), обер-прокурора уголовного кассационного департамента сената (1881), обер-прокурора общего собрания кассационных департаментов, соединенного присутствия и дисциплинарного присутствия сената (1885), товарища государственного секретаря (1894) и товарища министра внутренних дел (1895). Очень велико было его участие в занятиях многочисленных, преимущественно законодательных комиссиях: по пересмотру законов о личном найме рабочих и прислуги, по отмене паспортов, по преобразованию волостных судов, по устройству быта евреев, по тюремному преобразованию, по исследованию железнодорожного дела, по делам контрагентов действовавшей в турецкую войну армии, по составлению Проекта нового уголовного уложения и др. Во всех этих комиссиях он был не номинальным, а активным членом, выносившим на себе значительную часть работы.
Ученая деятельность Н. выразилась в ряде многочисленных статей, появлявшихся в «Журнале Министерства Юстиции», «Судебном Вестнике», «Судебной Газете», «СПб. Ведомостях», «Журнале Гражданского и Уголовного Права», «Юридической Летописи»; в переводах французского Устава уголовного судопроизводства, учебника уголовного права Бернера (с обширными дополнениями) и уголовных кодексов французского, бельгийского, германского, венгерского, отчасти и итальянского, вошедших в состав материалов комиссии по пересмотру нашего уголовного законодательства; в участии, которое он принимал в трудах спб. юридического общества.
Много лет сряду он был профессором уголовного права в военно-юридической академии, конференцией которой был избран в почетные ее члены. В этой многосторонней деятельности своей Н. проявлял всегда одни и те же свойства богато одаренной натуры.
Он не умел останавливаться на полпути и входить в компромиссы, а шел прямо к поставленной цели, пользуясь своей обширной эрудицией (особенно в области положительного русского права) и редкой по силе диалектикой, никогда не знавшей затруднительных положений.
Только этими свойствами его можно объяснить, что он везде и всегда с первых же шагов производил сильное впечатление и сразу приобретал как горячих почитателей, так и резких порицателей.
Первая же появившаяся в печати самостоятельная его ученая работа, представленная для получения звания магистра уголовного права — «Статистические этюды» — обратила на себя большое внимание.
Это был, можно сказать, первый в России опыт применения статистического метода к явлениям преступности.
Неудовлетворительность настоящего состояния уголовного права Н. объяснял тем, что обращалось слишком большое внимание на наказание, а преступление почти совершенно не исследовалось с точки зрения причин и условий, его создающих.
Останавливаясь на рассмотрении последнего, он приходил к выводу, что, действуя на внешние условия, создающие преступность, можно влиять на ее уменьшение и даже, в отдаленном будущем, достигнуть совершенного ее уничтожения.
Наказание получало, таким образом, значение лишь временного паллиатива.
Вопрос о свободе воли разрешался Н. вполне самобытно: он стоял одинаково далеко как от материалистического, так и от идеалистического взгляда на волю человека, проявляющуюся в преступности, и выказал себя реалистом.
Если некоторые критики отрицали всякое значение за этим трудом Н. и находили в нем результат «плохо пережеванных объективных умствований» («Русское Слово», 1865, № 4) или указание на то, как не надо писать уголовно-статистические исследования («Журнал Министерства Юстиции», 1865, № 5), то с другой стороны появились и восторженные ценители Н., в ряду которых были Спасович и Кавелин.
Первый из них назвал Н. «восходящим светилом», а второй, поддерживая эту оценку, предсказывал, что от недостатков, увлекших автора «в поэзию науки», Н. освободится «работой и годами». Основные воззрения, высказанные в диссертации и позже, характеризировали направление мысли Н. как криминалиста.
В нем всегда господствовала реалистическая точка зрения, не позволявшая ему впадать в утопии, а на наказания он всегда смотрел как на общественную гарантию.
Его можно назвать предвозвестником позитивного направления, всего резче, впоследствии, выразившегося в трудах итальянской антропологической школы. Последовательно исходя из своего взгляда на наказание, Н. предложил на обсуждение русского съезда юристов (1875) вопрос об относительных уголовных приговорах, позже занявший выдающееся место в юридической литературе.
Особенно велико было влияние Н. на уголовно-судебную практику.
На первых порах судебной реформы мировая юстиция встретилась с большими затруднениями, зависевшими, главным образом, от устарелости нашего материального права. Н. явился к ней на помощь и своим капитальным комментарием («Руководство для мировых судей»), выдержавшим два издания, приобрел для нее руководящее значение.
Такое же значение имеет и его обширное «Руководство к особенной части Уложения о наказаниях». Подвергая всесторонней оценке постановления действующего закона, Н. обнаруживал истинный их смысл при помощи разнообразных способов толкования, причем с особенным вниманием относился к практике уголовного кассационного департамента сената, не отступая при этом перед суровой критикой сенатских разъяснений, если ему они представлялись не соответствовавшими мысли законодателя или требованиям жизни. В заключениях, которые Н. предъявлял в сенате по должности обер-прокурора, он являлся всегда талантливым, но иногда парадоксальным истолкователем закона.
Некоторые из них — в особенности по делу о злоупотреблениях в кронштадтском банке (1883) и по делу Мельницких (1884) — вызвали в свое время оживленную полемику.
См. в «Журнале Министерства Юстиции» (1896, № 8) статью Н. Д. Сергеевского и в «Журнале Юридического Общества» (1896, № 10 и 1897, № 1) — речи В. Д. Кузьмина-Караваева и В. Д. Спасовича. {Брокгауз} Неклюдов, Николай Адрианович — известный русский криминалист, христианин (1840-1896; в 1895 г. был назначен товарищем министра внутренних дел). Состоя старшим юрисконсультом министерства юстиции, Н. вошел в 1877 г. в состав Комиссии по устройству быта евреев (см.). Между прочим Комиссии был представлен одним из ее членов доклад о праве жительства евреев, направленный к ограничению их прав, а так как большинство членов склонилось к мысли о необходимости уравнять евреев в правах, то члену Комиссии В. Д. Карпову было предоставлено (январь, 1880 г.), согласно его желанию, внести в Комиссию свою записку по возбужденному вопросу.
Спустя короткое время в Комиссию поступил доклад за подписью Карпова и Н.; однако авторство записки приписывается, главным образом, Н., что, между прочим, засвидетельствовано бароном Г. О. Гинцбургом, в архиве которого сохранилась копия записки.
Не ограничившись сравнительно узкими рамками затронутого вопроса, Н. посвятил первые страницы своей записки защите идеи об эмансипации евреев.
Исходя из соображения, что существенное отличие еврейского вопроса от других социальных вопросов, как, например, освобождения крестьян от крепостной зависимости, заключается в том, что он возник и развился не на почве материальных и экономических отношений, а на почве чисто нравственной, Н. считал, что при разрешении вопроса об уравнении евреев в гражданских правах следует принимать во внимание лишь требования нравственности и справедливости: «Эмансипацией евреев не нарушаются нисколько права прочих подданных Империи, не наносится ущерба ничьим материальным интересам; вследствие этого предоставление евреям общих гражданских прав не может вызвать ни малейшего потрясения в государственном строе Империи и является простым актом справедливости». Противники эмансипации евреев в России, заметил Н., не признают достаточно убедительным пример европейских государств на том основании, что в Западной Европе сравнительная малочисленность еврейского населения делает равноправность его менее опасной, чем в России, — «довод этот едва ли не следует понимать в обратном смысле, так как очевидно, что стеснение гражданской свободы и ограничение личных прав, будучи применены к немногочисленному классу населения, не могут иметь тех вредных для государства последствий, которые обусловливаются бесправностью целого народа». Указав далее на высочайшую волю, чтобы отмена ограничений следовала с известной постепенностью, Н. подчеркнул, что это ограничительное условие «не может быть, конечно, понимаемо в том смысле, что предстоящая реформа еврейского быта должна ограничиться лишь улучшением положения некоторого, и притом, по возможности, незначительного, числа евреев», реформа гражданского быта евреев должна заключаться в постепенном уничтожении отдельных групп и категорий ограничительных законов относительно всего еврейского народа вообще.
С этой точки зрения Н. рассмотрел в подробности и вопрос об отмене ограничительных законов о жительстве евреев.
Опираясь на представление многих администраторов о необходимости уравнять евреев в праве передвижения с другими подданными, Н. доказывал, что торговые, промышленные и ремесленные занятия, а также посредническая деятельность евреев не должны быть признаваемы трудом непроизводительным: торгово-промышленная деятельность евреев страдает от существования черты оседлости, и потому надо дать еврейской массе возможность расселиться — «этого одинаково требуют не только польза самих евреев, но и в гораздо большей мере выгоды нееврейского населения Западного края и тех местностей внутренней России, которые нуждаются в оживлении торговой и промышленной деятельности». Выступая далее против обвинения евреев в эксплуатации окружающего населения, Н. указывал, что если от них кто-либо страдает, то только конкуренты, ищущие непомерных барышей.
Само же еврейское население бедствует.
Указав, что лишение свободы передвижения служит наказанием лишь за уголовные преступления, Н. заметил: «Рассудок не допускает таких соображений, которые оправдывали бы постановление многомиллионного населения еврейского в те же самые рамки, в которые закон ставит уголовного преступника, и тем более в рамки более худшие, в которых находится оно ныне, будучи вечно прикреплено к известному месту». Доклад Н. не получил движения, так как вскоре Комиссия была закрыта. — В 1907 г. записка была издана под заглавием «О равноправии евреев.
Записка Н. А. Неклюдова и В. Д. Карпова» (по документу из архива барона Гинцбурга). — Ср. Юлий Гессен, Закон и жизнь, СПб., 1911. {Евр. энц.}