Биография Мандельштам Осип Эмилъевич

[1891-] — поэт; один из главных деятелей акмеизма (см.). Род. в купеческой семье, окончил Петербургский университет.
Творчество М. представляет собой художественное выражение сознания крупной буржуазии в эпоху между двумя революциями.
Среди акмеистов М. занимает особое место. Ахматова (см.) дала образцы лирики буржуазного ущерба.
У Гумилева (см.) наиболее ярко выражены наступательно-хищнические тенденции русского империализма, но поднимающаяся новая волна рабочей революции в 1912-1914, а больше всего Октябрь 1917, окрасили это выражение чувством исторической обреченности.
М. же выразил преимущественно страх своего класса перед какими бы то ни было социальными переменами, утверждение неподвижности бытия. Для поэзии М. характерна тяга к классическим образцам, велеречивая строгость, культ исторических мотивов (древний императорский Рим, Эллада, Палестина) и в то же время полный индиферентизм к современности.
Даже ультрасовременный теннис осмысливается М. через «аттические» образы.
Вневременность своей поэзии М. подчеркнуто декларирует: «Никогда ничей я не был современник». Для миросозерцания Мандельштама характерен крайний фатализм и холод внутреннего равнодушия ко всему происходящему.
Действительность воспринимается им лишь с точки зрения иллюзорной неподвижности ее форм. Вещь как данность — одна из излюбленных его эстетических категорий.
Закономерна тяга Мандельштама к законченно-уравновешенным образам, заимствованным из мира архитектурных и скульптурных представлений ; они по своей неподвижной природе наиболее соответствуют «чистому покою», которого так упорно ищет М. Любовь М. к полновесным и полнозвучным словам кладет на всю его поэзию отпечаток художественного лаконизма.
Классические метры Мандельштама, лишь в исключительных случаях нарушаемые ипостасами, служат средством ритмического выделения отдельных слов, приобретающих таким образом известную самодовлеющую ценность.
Эту же функцию в его стиле несут полнозвучные точные рифмы. Искусство понимается М. как «ценности незыблемая скала над скучными ошибками веков». Крайний буржуазный индивидуализм поэта развернут в ряде основных мотивов творчества. «Подлинное» искусство осознается М. как самоудовлетворенное одиночество.
Предчувствие социальной катастрофы в предреволюционном творчестве Манде льштама выразилось в мотивах смертной скорби, в ощущении мира «болезненного и странного», от которого автор тщательно отгораживается стеной равнодушия, фатализма.
Октябрьская революция не произвела никаких сдвигов в поэтическом творчестве М. По-прежнему для его стихов продолжает быть характерным классический холод исторических образов.
Огромная сила инерции, сохранявшая сознание М. нарочито отгороженным от процессов, происходящих в действительности, — дала поэту возможность вплоть до 1925 сохранить позицию абсолютного социального индиферентизма, этой специфической формы буржуазной вражды к социалистической революции.
Для этого периода чрезвычайно характерно большое стихотворение «Нашедший подкову» [1923], где декларирован принцип инерции как «извечной» категории.
Новизна происходящего подчеркнуто отрицается: «Все было встарь, все повторится снова,/ И сладок нам лишь узнаванья миг». В этой формуле нашло себе законченное выражение идеалистическое существо творческого метода М., для которого всякая внешняя перемена осознается как обновленное «узнавание» неизменно существующего.
Классовая логика этой творческой концепции сводится к довольно распространенному среди буржуазных идеологов и художников «приему» отрицания реальности перемен, вызванных Октябрем.
Это лишь чрезвычайно «сублимированное» и зашифрованное идеологическое увековечение капитализма и его культуры.
Однако пооктябрьская действительность, фаталистически «приемлемая» Мандельштамом как неизбежность, начинает все же вызывать в поэте враждебные реакции: «Разбит твой позвоночник, мой прекрасный, жалкий век». Наконец приходит и горькое признание своего социального умирания — «время срезает меня». 1925 знаменует для М. переход к прозе, долее сохранять в неприкосновенности иллюзорный мир классической гармонии стиха было для него невозможно. «Шум времени» — сборник воспоминаний о 90-х гг. прошлого столетия, о 1905, о Феодосии времени врангельщины.
В нем М. с большой любовью повествует о либерально-буржуазной интеллигенции, отчетливо сознавая задним числом ничтожность и бесперспективность ее путей. «Мальчики тысяча девятьсот пятого года шли в революцию с тем же чувством, с каким Николенька Ростов шел в гусары, — то был вопрос влюбленности и чести». Лирическая повесть «Египетская марка» [1928] знаменует окончательно распад художественной системы М. Уход в бредовой иррационализм сочетается с вульгаризаторским снижением старых классических образов.
Например образ разоренного буржуа-рантье развертывается как миф о старце Пергаменте, «стригущем купоны». Мотив боязни революции сочетается с признанием полного своего краха: «Все уменьшается, все тает. И Гете тает. Небольшой нам отпущен срок». «Странно подумать, что наша жизнь — это повесть без фабулы и героя, сделанная из пустоты и стекла, из горячего лепета одних отступлений, из петербургского инфлуенцного бреда». Кроме стихов и прозы у М. есть книжка статей о поэзии, написанных в духе импрессионистического идеализма.
Перу М. принадлежит статья «Утро акмеизма» — один из значительнейших теоретических манифестов школы (еженедельник «Сирена», Воронеж, 30/I-1919). В ней М. декларирует высшую по сравнению с бытием «действительность искусства». Одновременно акмеизм характеризуется здесь как «обуянный духом строительства», провозглашается «реальность материала» искусства, отрицается символистская «надземность» его, провозглашается культ средневековья, где была «благородная смесь рассудочности и мистики и ощущение мира как живого равновесия». Все это еще раз указывает на буржуазный и контрреволюционный характер акмеизма, школы воинствующего буржуазного искусства в канун пролетарской революции.
Библиография: I. Камень, 1-я кн. стихов, изд. «Акмэ», П., 1913; То же, изд. 2-е, Гиз, Москва, 1923; Tristia, изд. «Petropolis», Берлин, 1922; Вторая книга, изд. «Круг», Москва, 1923; Шум времени, изд. «Время», Ленинград, 1925; Примус (Стихи для детей), изд. «Время», Ленинград, 1925; Стихотворения, Гиз, Москва — Ленинград, 1928; Египетская марка, изд. «Прибой», Ленинград, 1928. II. Жирмунский В., На путях к классицизму, «Вестник литературы», 1921, IV — V; Эpенбуpг И., Портреты русских поэтов, Берлин, 1922; Гумилев Н., Письма о русской поэзии, Петроград, 1923; Тынянов Ю., Промежуток (О поэзии), «Русский современник», 1924, IV («Шум времени»); Степанов П., «Звезда», 1928, VI («Стихотворения»); Pудеpман М., «Новый мир», 1928, VIII («Стихотворения»). III. Владиславлев И. В., Литература великого десятилетия (1917-1927), т. I, Гиз, Москва — Ленинград, 1928. А. Н. Тарасенков. {Лит. энц.}