Биография Люберас-фон-Потт барон Иоганн Людвиг

(или Любрас) — инженер, полный генерал, строитель Кронштадтского канала и многих крепостей, уполномоченный России на мирном конгрессе в Або, полномочный министр в Швеции.
Умер 6-го августа 1752 г. Род Люберасов происходил из Шотландии.
Отец Иоганна Людвига принужден был покинуть родину вследствие поражения политической партии, к которой он принадлежал.
Ему удалось найти убежище и службу в Швеции.
Но при вступлении на престол Петра Великого Люберасы оказались в Лифляндии и после покорения этой области русскими перешли на службу к нашему царю. Молодой Люберас оказался подходящим человеком.
Он владел многими языками: шведским, немецким, французским, латинским, быстро обучился русскому, а особенно сумел показать себя искусным инженером.
Этому делу он обучался у знаменитого де Геннинга.
Петр дорожил людьми подобного рода. Вначале он оставил Любераса в распоряжении князя Голицына, который действовал во время Северной войны в Лифляндии.
Все временные укрепления, которые тогда были там воздвигнуты, делались по указаниям Любераса.
В 1714 г. он уже инженер-майор и совместно с Девиером строит ревельскую гавань.
В 1719 г. Петр дает ему еще более важное и ответственное поручение: наблюдать за всеми баканами и голиками Финского залива.
К этому же времени относится целый ряд его докладов и записок Петру Великому относительно преобразования государства по шведскому образцу и в частности о коллегиях.
Впрочем, эти записки могут принадлежать и перу Анастасия Христиана Любераса.
При учреждении Берг-коллегии, царь назначил Любераса вице-президентом ее. Он пробыл в этом звании до 1722 года. После Ништадтского мира он занялся постройкой и укреплением Рогервика (балтийского порта), приложив особенно много старания для сбора материалов и топографической съемки всей этой местности.
Кроме того, с 1723 г., совместно с Мишуковым и Гансом он составлял карту финского залива и в 1726 г. по окончании этого дела представил в Адмиралтейскую коллегию подробное донесение о произведенной им описи Финского залива и карты его. В январе 1727 года Люберас, уже полковник от фортификации, занят постройкой фортеции на острове Наргине.
В том же году он произведен был в генерал-майоры и подчинен непосредственно Верховному тайному совету.
Возвратившись в Петербург в 1731 г., Люберас был приставлен к важному и ответственному делу — организации и заведованию Сухопутного шляхетского кадетского корпуса, но недолго оставался при нем, и в феврале 1734 г. был заменен Минихом.
Должно быть, это произошло оттого, что Люберас отвлекся от дела, требовавшего его постоянного присутствия, — войной.
С 1733 г. он был откомандирован в Польшу в распоряжение фельдмаршала Ласси и командовал несколькими полками.
С Ласси Люберасу было легко уживаться, но когда на смену ему прибыл Миних, давно уже не ладивший с Люберасом, между ними начались ссоры. Миних жаловался на него: «генерал-майор Люберас по десятикратно повторенному указу сюда нейдет, под предлогом, что мало оставить в Варшаве 400 человек; затем пять полков его команды стоят там; а при армии шатров нет». Миних просил предать Любераса военному суду, который и состоялся.
Но у Любераса был могущественный покровитель, страшный самому Миниху, — Левенвольде, и при помощи его он вполне оправдался.
Вернувшись в Россию, Люберас исправлял укрепления Нарвы и состоял «при фортификации». В апреле 1737 г. по резолюции Кабинета министров Люберас (впервые здесь названный бароном) становился во главе совещаний из инженеров и архитекторов для рассмотрения вопроса о чистке боровицких, нощинских и других порогов на реках Мсте и Тверце. 19-го января 1739 г. Люберас пожалован был по его прошению в генерал-поручики, а 23-го назначен генерал-лейтенантом от армии и фортификации с жалованьем наравне с прочими генерал-лейтенантами. 14-го июля того же года он откомандирован был для осмотра и исправлений крепостей в Кронштадте, Выборге и Кексгольме со штатом служащих в Военной коллегии. 13-го октября указом из Кабинета ему приказано было немедленно вернуться в Петербург.
На него возлагалось секретное поручение укреплять окрестности столицы, в частности Кронштадт, вследствие слухов о военных передвижениях шведов.
Люберас тотчас же приступил к съемке и описи части Финского залива, между Кронштадтом и Выборгом, отбыв и лично для наблюдения за этим делом из столицы. 21 декабря 1739 г. его снова вернули сюда, опять отправили, а затем еще возвращали 30 января и 17 октября 1740 г. Ввиду его заслуг, с него сняты были числившиеся на нем недоимки и выдано в награду 3000 руб. Во время празднования мира, заключенного с турками в 1740 г., Люберас пожалован был кавалером ордена св. Александра Невского. 20 марта 1741 г., после увольнения Миниха в отставку, Люберасу передали начальствование над всеми инженерными корпусами и фортификационными делами. 16-го апреля 1742 г. Люберас, названный при этом случае Иваном (а не Иоганном, как было раньше), передал Сенату Высочайшие распоряжения императрицы Елизаветы Петровны по случаю предстоящей коронации 25 апреля и в самый день коронации был пожалован в полные генералы.
В эту пору жизни Люберас надолго уходит от той области, в которой заслуги его для России были вне сомнений — от инженерного дела, и начинает заниматься политикой: принимает участие в придворных партиях и вмешивается в ведение иностранных дел. Он примкнул к франко-прусской придворной партии, снискал милость Лестока, и при начале переговоров о мире со шведами (в 1742 г.) неожиданно для Бестужева оказался вторым уполномоченным на конгрессе в Або. Бестужев был вне себя от этой кандидатуры и докладывал императрице о невозможности посылать для защиты русских интересов шведа по рождению, немца по образованию и француза по убеждению.
Когда Елизавета, в ответ на настояния Лестока, относительно Любераса указала, что он «немец», то он ей возразил: Петр Великий заключил Ништадтский мир тоже при посредстве немца, да и он сам, Лесток, немец, а это не помешало ему помочь Елизавете в достижении ею престола.
Люберас был назначен 7-го декабря 1742 г. на конгресс в Або и действовал, вполне прикрываясь авторитетом Румянцева.
Со времени его прибытия в Або сразу начались уступки в пользу разбитой нами Швеции.
В том духе вел он дело до конца, все время предсказывая России неудачу.
Бестужев назвал его и Румянцева «плохими пророками». Однако императрица осталась Люберасом очень довольна и по возвращении в Петербург щедро его наградила: ему пожалованы были две мызы в Рижском уезде. Люберас не на шутку вообразил себя дипломатом и принял деятельное участие в кознях своих старых приятелей, франко-прусских партизанов, против Бестужева.
В январе 1744 г. по их настояниям Люберас получил важное и ответственное поручение в Стокгольм.
Там в это время шла решительная и очень важная для России борьба с Пруссией, и на этот пост следовало бы назначить опытного и ловкого дипломата, а не старого и недальновидного генерала, бывшего пешкой в руках Шетарди, Мардефельда и Лестока с их присными.
Однако тщетно Бестужев представлял Императрице всю невозможность этого шага, убеждая ее: «что всегда прибыточнее будет Россиянина дурака, да верного подданного, нежели иноземца-изменника в такое важное дело употребить». Однако это назначение состоялось. 3-го января при докладе Бестужева императрица лично подтвердила приказание отправления в Стокгольм Любераса, дав ему в запас кредитив и грамоту на звание полномочного министра при шведском короле, с жалованьем в 8000 руб. и на экипажи 5000 руб. По желанию Любераса, подтвержденному и императрицей, он избрал путь не через Финляндию, как настаивал Бестужев, а через Берлин, Гамбург и Копенгаген.
С его стороны была даже попытка заехать в Дрезден, но тут уже и императрица воспротивилась, находя такое путешествие слишком длинным и непомерно затягивающим дело. 18-го января 1744 г. ему выданы были подъемные, и он в сопровождении приличной свиты отбыл за границу.
Между прочим, он увозил с собою секретаря Симолина, которого Бестужев хотел оставить в Петербурге, но по приказанию императрицы отпустил с Люберасом.
Зато другой секретарь его Чернев оказался преданным слугою Бестужева и во все время пребывания при Люберасе осведомлял вице-канцлера об истинном ходе дела. В конце июня (3-го июля нов. стиля) 1744 г. Люберас был в Пруссии.
Фридрих II принимал его с почетом и в Берлине и в Потсдаме.
Прусский король считал посылку Любораса за показатель торжества своей партии в России и думал, что прибытие этого генерала в Швецию положит конец всем усилиям Бестужева отстоять русские интересы в этой стране.
Между прочим, он был уверен в помощи со стороны Любераса для заключения прусско-шведского союза, крайне невыгодного для России.
Люберас подтвердил все надежды, которые на него возлагал Фридрих.
Уговорил короля вести переговоры о союзе Швеции и России не в Петербурге, где господствует «неверное» государыне министерство, а в Стокгольме, и уехал, довольный приемом и своими действиями дипломата.
Через три дня после приема у короля, Люберас удосужился написать о нем императрице, извещал ее о тревоге Фридриха, насчет возможной в России смены на престоле, доносил Елизавете о пересылке английскому посланнику Тироули 600000 руб. для подкупов вице-канцлера и министров и организации переворота; сообщал о желании короля знать, кто будет канцлером и о любопытстве его насчет русских нерегулярных войск: калмыков и казаков.
Из Берлина Люберас поехал в Копенгаген.
Король Дании принял его очень внимательно и много с ним говорил об опасности чрезмерного роста Пруссии.
Ему казалось, что остановить его можно только с помощью России, союза с которой он искал. Путешествие Любераса тянулось страшно медленно, а дела не стояли.
В сентябре он был еще в Гамбурге, а из Стокгольма шли тревожные слухи, и нужны были решительные выступления русского представителя.
Бестужев снова заговорил о необходимости заменить Любераса более подходящим лицом: «он уже восемь месяцев в дороге находится… уже с десять тысяч рублев истратил, а ни на десять копеек прибыли не принес», писал Бестужев Воронцову — «да хотя он и в Стокгольм приедет, то какую там от него пользу ожидать?» продолжал он: «отец его был шведский майор, а он там воспитан и возращен и по всем своим натуральным склонностям добрый швед и француз.
Маркиз Шетарди письмами своими оное довольно подтвердил и изъяснился, какие он с ним о делах меры принял, да и в Швеции его с безмерною нетерпеливостью ожидают; но он, уповая чаятельно о низвержении здешнего министерства еще в дороге сведать и в Швецию ведомость о совершенной виктории с собою привезть, затем не спешил». Наступил конец октября, а Люберас все еще не доехал до места, назначения и императрица уже сама, заговорила о его смене. Наконец в конце 1744 г. Люберас прибыл в Стокгольм и сразу же показал и свою неспособность и неумение разобраться в положении дел. Он совершенно не замечал характера поведения наследного принца и махинаций франко-прусской партии.
Дело дошло до того, что соглядатай при нем и корреспондент Бестужева, Чернев, прямо называет Любераса «неблагонадежным», а его безумные траты, швыряние деньгами и высокомерие характеризует словами «великопосольская немощь». Люберас проморгал подготовку прусско-шведского союза; совершенно вопреки приказаниям Елизаветы заверил графа Гилленборга в расположении к нему императрицы и самого Бестужева — словом, так напутал, как не сделал бы этого и тот «россиянин дурак», о котором писал вице-канцлер.
Вдобавок Елизавета поставила Бестужева в невозможность следить за всеми действиями новоявленного дипломата, так как поручила ему все доношения пересылать ей прямо в руки. Главная цитадель, где шла борьба России за господство на севере, была в опасности.
Это, наконец, заметила и сама императрица. 12 декабря 1745 г. она приказала.
Любераса сместить.
На его место был назначен Пушкин, но он был еще в пути, когда ему приказали ехать в Данию, а в Швецию 13 января 1746 г. отправили Корфа. Корф прибыл в Стокгольм в конце апреля, но Люберас оставался на своем посту до конца июня 1746 г., очевидно вводя нового посланника в курс дел и сдавая их ему. Осенью 1746 г. Люберас вернулся в Петербург и снова занялся укреплением Кронштадта и благоустройством его. Между прочим, он закончил Кронштадтский канал и 30 июля 1752 г. присутствовал при торжественном открытии его императрицей.
По этому случаю Елизавета возложила на него знаки ордена св. Андрея Первозванного и подарила ему 15000 рублей. 6-го августа 1752 г. он умер и, по приказанию императрицы, 26-го августа в счет заслуженного им жалованья было выдано на погребение его 2000 рублей.
Если откинуть неудачную дипломатическую деятельность Любераса, то о нем должно вспомнить с благодарностью.
Его заслуги в качестве инженера оценивали даже такие личные враги, как Миних. Укрепление и устройство Кронштадтской крепости и порта — памятник, который лучше слов говорит о плодотворной деятельности его; тоже надо сказать о Нарве, Рогервике и Выборге.
Но зато его вмешательство в политику позорно и нечестно.
Сменивший Любераса Корф с ужасом писал Бестужеву о промахах, ошибках и преступных попустительствах своего предшественника, надеясь на отдачу его под суд. Однако Бестужев ответил на это: «помянутые дела хотя в совести его и уличают, однако ж без верного доказательства ни на что осудить не можно». Бантыш-Каменский приписывает Люберасу семь проектов реформы России и частей ее управления, сохранившиеся в архиве коллегии иностранных дел в Москве.
Вернее предположить, что проекты эти составлены Анастасием Христианом Люберасом, подобно тем, которые хранятся в Румянцевском музее. Бантыш-Каменский, «Словарь достопамятных людей». — Иконников, «Историография». — Соловьев, «Истории России», кн. ІV и V. — «Архив Воронцова», кн. I. II, III, VI и VII. — Баранов, «Опись Сенатского Архива». — «Военный энциклопедический лексикон», ч. VIII, стр. 365. — «Материалы для истории русского флота», т. V. В. Фурсенко. {Половцов}