Биография Лихачев Василий Богданович

— в 1629 г. был патриаршим стольником, в 1636-68 гг. — дворянином московским, в 1641 г. — воеводою в Цивильске.
В 1649-52 гг., в числе других дворян, сопровождал иногда царя Алексея Михайловича и царицу Марью Ильинишну в загородных и богомольных походах.
В июле 1656 г., во время польского похода царя Алексея Михайловича, был в Полоцке приставом у послов немецкого императора, а 10-го августа под Кукейносом приставом у датского посланника.
В 1659 г. Лихачеву был дан титул наместника Боровского по случаю посольства его во Флоренцию к Тосканскому великому герцогу Фердинанду II из дома Медичи.
Целью посольства было: 1) благодарить в. герцога за прием, оказанный в 1656 г. посланникам Чемоданову и Посникову, проезжавшим через его владения по пути в Венецию; 2) сообщить о дозволении торговым людям, подданным в. герцога Фердинанда, еще в течение пяти лет держать на откупе икряной промысел в Архангельске; 3) просить в. герцога о продаже в его владениях московским торговым людям без пошлины «узорочных товаров» для царского обихода и вообще о дозволении им «поволной (т. е. беспошлинной) торговли». Такие же льготы царь Алексей Михайлович обещал предоставить флорентинцам у себя в Московском государстве.
Сохранилось две редакции «Статейного списка» Вас. Богд. Лихачева: более полная напечатана в «Памятниках дипломатических сношений древней России с державами иностранными» и представляет подробный официальный доклад по общепринятому образцу; краткая редакция принадлежит перу самого Лихачева.
Очевидно, он очень дорожил своей рукописью, по которой мог впоследствии рассказать близким людям разные подробности о впечатлениях, вынесенных из заморского путешествия.
На обратном пути, при переходе через Сан-Готард: «Государеву казну и рухлядь с того стана (из с. Ролы) повезли на волах, а Флоренского князя лист, статейный список несли подьячие, для того что лошадей со вьюками, как ветр велик, бросает в глубокие пропасти». Посланником во Флоренцию с Вас. Богд. Лихачевым был отправлен дьяк Иван Фомин; в дворянах с ними назначены были два человека «из житья»; кроме того, из Посольского приказа переводчик итальянского языка Топоровский, толмач немецкого языка Плетников, «для письма государевых дел» Поместного приказа подьячий Полков.
В Архангельске велено было взять еще одного подьячего и целовальника для хранения «государевой соболиной казны», которую посланники везли в подарок от царя в. герцогу и его приближенным. 23-го июня 1659 г. последовал указ о посольстве; в этот же день были на отпуске у руки государя посланники, дворяне, переводчик, толмач и подьячие. 8-го июля они выехали из Москвы, а в Архангельск прибыли лишь 17-го августа; архангельский воевода Ив. Богд. Милославский дал им, согласно царскому предписанию, подьячего и целовальника.
В Архангельске пришлось прожить более месяца в ожидании прибытия кораблей. 21-го сентября, отслушав молебен в Преображенском соборе, Лихачев и его товарищи поехали, в сопровождении ста стрельцов, на «Мосеев остров», откуда следовало снарядиться в дальнее плавание.
Лихачева озабочивала мысль о возможности нападения на них в Средиземном море «турских воровских людей», но корабельщики успокаивали его, уверяя, что если даже и встретятся им турецкие суда, то все обойдется благополучно, так как оба корабля, на которых отправляется посольство, английские, а между англичанами и турками нет вражды.
В числе 27 лиц, поехавших с Лихачевым, находился крестовый поп, которому 26-го сентября пришлось совершить отпевание и погребение в море: умер переводчик Топоровский. 9-го ноября вступили в Средиземное море, и Лихачев, с удивлением отмечает в Статейном списке: «На том море дни стали светлы и красны, как у нас о Троицыне дне, а тут о Филиппове заговенье таковы: а дни и ночи одинаковы». Плавание по Средиземному морю было неприятно и опасно: вследствие продолжительных и частых бурь пришлось для облегчения корабля побросать в море много съестных припасов и бочек с пресной водой. К концу декабря ощущался такой большой недостаток в воде, что рады были собрать дождевую воду, подставив под паруса и под снасти ведра и котлы. Перед приходом 5-го января 1660 г. в Ливорно разразилась страшная буря, повредившая корабли; если бы это случилось версты за три от города, то произошло бы кораблекрушение. 6-го января, по приказанию ливорнского градоначальника, были наведены справки, все ли благополучно на кораблях.
Оказалось, что люди здоровы и нечего опасаться возможности занести в город моровое поветрие, а потому 7-го января градоначальник Ливорно, Томас Селесторий, прислал приглашать посланника со свитой в город. «Урядясь в посольское платье» и сев в крытые гребные суда, обитые бархатом, они поехали в Ливорно, причем последовала пальба из орудий со всех кораблей, стоявших в Гавани.
На пристани их встретил Селесторий с разными начальственными людьми и простыми гражданами.
От пристани до города Лихачев, дьяк, дворянин, подьячие и толмач ехали в двух княжеских каретах шестериком; посланничьи люди следовали за каретами пешком; по обе стороны карет шли восемь человек с восковыми свечами.
Посланники прожили в Ливорно три дня в доме торгового человека, который принимал «государеву черную армянскую икру». Лихачев обратил внимание на прекрасные здания и на обилие торговых людей всяких народностей, но больше всего его поразил фонтан.
Описание этого фонтана так своеобразно, что приводим его дословно: «А в городе Ливорне ключевая вода приведена: приходили под город Ливорну от Турского паши начальный человек с двумя пашами ж начальными, или со ближними своими, и на приступе городском пленили и взяли их в Ливорну.
И как уже они пропали (умерли), и Ливорские жители вылили в их лика великие сидячие идолы сажени по три: и сидят и ныне все трое перекованы; а у всех у троих беспрестанно день и ночь из ушей и изо рта течет ключевая вода: оттуду граждане и воду черпают». По приглашению Тосканского вел. герцога, переданному Селесторием, посольство отправилось в Пизу, где герцог с женой и сыном четыре недели ожидали его прибытия.
Посланники вручили герцогу царскую грамоту и «любительные поминки». Интересно описание приема посланников герцогом и его речь, в которой он будто бы называл себя «холопом» царя Алексея Михайловича; «имя его — говорил герцог — преславно и страшно во всех государствах, от ветхого Рима и до нового и до Иерусалима: и что мне бедному воздать за его Великого Государя велию и премногую милость?» По окончании этой речи герцог пошел с посланниками в палаты.
Весьма естественно, что Лихачев, впервые увидавший иные порядки, чем те, к которым он привык в Москве, не находил иногда слов для выражения своих впечатлений и новых понятий, а потому заносил их на бумагу применительно к московскому придворному обиходу.
Лично для него не было никого выше и славнее царя Алексея Михайловича, и он вкладывает в уста Тосканского вел. герцога такие речи, какие слышались в кремле. «Князь (герцог) Фердинанд, — пишет Лихачев далее, — бил челом царского величества посланникам, во Флоренск ехать прежде себя для того, что-де для вас будет стрельба многая, а сторонние подумают, что для меня-де стрельба, а не для вас будет». Во Флоренции посланников встретили 13-го января братья герцога, его сын и множество высокопоставленных лиц, торговых «и всяких чинов людей», так что было больше ста карет. Читая в «Дворцовых разрядах» описание приемов царем Алексеем Михайловичем иностранных послов, выносишь впечатление, что послы должны ценить оказываемое им внимание.
В «Статейном списке» Лихачева встречается совершенно обратное явление: не посланники польщены приемом, а герцог должен быть счастлив, принимая у себя представителей Московского царя. У Лихачева сказано кратко: «Царского величества посланникам бил челом князь, чтобы они пожаловали, посетили в палатах братию его и княгиню и сына его Косму; и посланники в палатах у них были и с ними виталися». В официальном «Статейном списке» находятся интересные подробности по поводу настоятельных требований герцога, чтобы посланники посетили членов его семьи. Требования эти вызвали целый ряд пререканий с обеих сторон.
Герцог грозил выслать посланников из занимаемого ими дворцового помещения и отправить их обратно без аудиенции.
По приказанию герцога пристав упомянул, что посланники всех иностранных государей, наследные принцы шведский и польский, а также и московские посланники Чемоданов и Посников беспрекословно посещали членов герцогской семьи. Отказываясь исполнить издавна существующий обычай, московские посланники наносят герцогу оскорбление и бесчестие.
Лихачев и дьяк Фомин стояли на своем: царь Алексей Михайлович прислал их к герцогу по «своим государским великим делам», а не к его братьям, сыну и жене. «А как мы были в городе Пизе, — сказано в «Статейном списке», — а ныне во Флоренски, и княжие братья, для имяни В. Г-ря нашего, Е. Цар. Вел-ва, посетить нас не бывали и чести нам не воздали, и нам к ним идти отнюдь не пристойно; а что иных государств послы и посланники, и королевские братья и дети бывают у князя вашего и быв ходят ко княгине, и к сыну, и к братьям ево, и нам не токмо иных государств послы и посланники, и королевские братья и дети не образец; а что Цар. Вел-ва посланники Иван Чемоданов да дьяк Алексей Посников посыланы были в Виницею, и им лучилось ехать княжею землею проездом, и хотя будет они были у княгини, и у сына, и у братьев его, и то нам не образец же, потому что они ехали мимоездом, а не к нему Грандуке были посланы». В конце концов посланники были 17-го января «в ответе» у герцога и в тот же день посетили его сына и братьев, получив от них приглашение; несколько дней спустя, они были и у герцогини. 18-го января, в сопровождении переводчика латинского языка Сакса, посланники объехали город и осматривали достопримечательности в «казенных палатах», а по теперешнему в государственных и городских публичных зданиях и музеях.
Лихачева и его спутников поразил, между прочим, в одной из палат планетарий: «небесное движение и круг, а в нем описание всего света и солнечный бег». Затем они посетили оружейный двор, обведенный рвом, полюбовались в конюшенном дворе на иноходцев и аргамаков, которых насчитывалось там до четырехсот, и заключили зверинцем. «Они же (т. е. конюхи) казали 2 льва да 2 медведя живых, 2 птицы строфокамилы: одна птица снесла яйцо, тому часа нет, а тянет полпята фунта. Князь послал к посланникам, а величиною с шапку: яишницу ели 27 человек из одного яйца». 20-го января герцог Фердинанд пригласил посланников к себе на обед; за столом Лихачев сидел между герцогом и его братом Матиасом.
Когда пили за здоровье царя Алексея Михайловича, царицы Марьи Ильинишны, царевичей и царевен, герцог, его братья и сын стояли.
По окончании обеда посланники ушли в свои палаты, но вскоре были вновь позваны к герцогу, у которого собрались высшие сановники с женами; танцы продолжались всю ночь. Лихачев три раза посетил театральные представления, и они произвели на него большое впечатление, был на «карусельном мнимом поединке», как сказано в итальянском документе, видел фокусника.
Впечатление получилось только внешнее, и описание всех этих разнообразных увеселений он озаглавил: «О комедиях». «Князь приказал играть, — пишет Лихачев, — объявилися палаты, и быв палата, и вниз уйдет, и того было шесть перемен; да в тех же палатах объявилося море колеблемо волнами, а в море рыбы, а на рыбах люди ездят; а в верху палаты небо, а на облаках сидят люди: и почали облака и с людьми на низ опущаться, подхватя с земли человека под руки, опять в верх же пошли, а те люди, которые сидели на рыбах, туда же поднялися в верх, за теми на небо. Да спущался с неба же на облаке сед человек в корете, да против его в другой корете прекрасная девица, а аргамачки под коретами как быть живы, ногами подрягивают: а князь сказал, что одно солнце, а другое месяц». «А в иной перемене, в палате, объявилося поле, полно костей человеческих, и враны прилетели и почали клевать кости; да море же объявилося в палате, а на море корабли небольшие и люди в них плавают». «А в иной перемене, объявилося человек с 50 в латах, и почали саблями и шпагами рубитися, и из пищалей стреляти, и человека с три как будто и убили: и многие предивные молодцы и девицы выходят из занавеса в золоте и танцуют; и многие диковинки делали: да вышед малый и почал прошать есть, и много ему хлебов пшеничных опресночных давали, а накормить его не могли». В течение восьми дней посланники осматривали «потешные» дворы и палаты герцога и его семейства.
Лихачев обратил внимание на убранство этих палат, на разные вещи «предивные однозолотые, янтарные и хрустальные», на аспидные, т. е. мраморные столы «навожены драгими травами с золотом». Заняли его большие, полуторааршинные зеркала, в которых люди видны во весь рост, заняли также «запоны», т. е. занавесы, на которых писаны «бытия» и иные вещи. «А в иных палатах, — замечает Лихачев, — проведена вода прехитрым делом: отвернут щуруп, и всех людей в палате омочит; а идет вода на разные капли из камени, из решеток железных, и капли идут на конское побежище; а щуруп завернут, и воды станет только». В садах Лихачев восхищался кедрами и кипарисами; отметил, какие плоды видел; по поводу винограда двух цветов упомянул о сортах вин и прибавил: «а водок нет никаких, только лишь яковитка: пуще тройного вина, а пить дадут всего шурун, или два сткляничных». Описывая разные музыкальные инструменты, Лихачев с удивлением остановился на органах; «а иного описать не уметь: потому что чего не видал, тому и в ум не прийдет», — так закончил он свое повествование о Флоренции.
Это замечание Лихачева можно приложить и к Тосканской герцогской чете: получив от царя Алексея Михайловича собольи и другие меха, герцог стал расспрашивать Лихачева про «Сибирское государство» и рассматривал его по «чертежу», т. е. на географической карте. Герцог был поражен размерами Сибири и очень удивлялся, что нельзя «выловить» живущих там соболей, куниц, лисиц, белок и прочих зверей; он даже взял у Лихачева роспись, «по скольку который зверь годом плодится». Расспросы и удивление герцога Лихачев совершенно правильно объяснил себе тем, что «у них никакого зверя нет, потому что места зело гористы, а не лесны, а лес все саженый». Герцогиня пожелала, чтобы были сделаны две шубки «по русскому обычаю», которые она могла бы подарить своей новобрачной невестке.
Лихачев распорядился сделать две шубки: одна была горностаевая, крытая камкой, другая беличья, крытая тафтой; герцогиня «вздела на себя, — пишет Лихачев, — и дивилася, что урядно выделали». Около половины февраля посланники завели речь об отпуске их из Флоренции через горы на Амстердам, а не Средиземным морем, опасаясь нападения «турских воровских людей», и просили герцога дать им к царю Алексею Михайловичу «лист от себя за золотою печатью». Герцог согласился на их просьбы и обещал выдать лист за золотою печатью, тогда как в другие государства он посылает обыкновенно листы за свинцовою печатью.
Герцогиня пригласила посланников в свои палаты, сказала им на прощанье много лестного и, вероятно, просила, как говорится у нас в просторечии, «не поминать лихом». Но Лихачев занес в свой «Статейный список» длинную речь, довольно высокопарную по слогу, подтверждающую высказанное нами выше мнение, что Лихачев преклонялся перед величием царя Алексея Михайловича и считал, что все, в том числе и иностранные государи, смотрят на него, как на своего повелителя.
Перед отъездом герцог подарил Лихачеву и дьяку Фомину по золотой цепи, одному в 10, другому в 8 фунтов, и по «портищу»: алтабасу объяри золотной, бархату флорентийского, атласу, тафты и камки. Дворянин получил два золотых перстня и пару пистолей; московский подьячий получил «каламан», т. е. серебряную чернильницу, фунтов в семь, и два золотых перстня.
Не были забыты и крестовый поп Иван, архангельский подьячий и толмач: каждому из них дано по золотой цепочке, весом по 1 фунту 20 золотников. 15-го февраля брат герцога Матиас проводил посланников за город; Лихачев и дьяк ехали на ослах, а все остальные верхом на лошадях.
В Болоньи они остановились на один день, и Лихачев нашел, что Болонья «больше и краснее» (красивее) Флоренции.
В Модене им был оказан торжественный прием братом герцога, так как сам герцог был в это время болен. Из Модены они направились в Милан, где наняли верховых и вьючных лошадей до Базеля.
Лихачев записал для памяти, что в Милане «опочивает в костеле Амвросий, епископ Медиоланский», автор православного песнопения «Тебе Бога хвалим». На пути из Милана следует отметить переход посланников через Сан-Готард, называемый Лихачевым «Сангутар», у подножия которого они прожили три дня, ожидая проложения дороги через эту знаменитую гору; «а по наш приезд — замечает Лихачев — чрез ту гору Сангутар никто не бывал». Вероятно, это замечание относится только к русским людям, так как, по словам того же Лихачева, на горе Сан-Готарде имелась гостиница, где московское посольство и обедало.
От Сан-Готарда Лихачев со свитой поехали через Люцерн в Базель, куда они и прибыли 11-го марта. Базель очень понравился Лихачеву, но он не сделал его описания и отметил только, что этот город больше Флоренции и Болоньи, что там «начальный — бурмистр Клейштен» и что посланники выменяли в Базеле у иноземца икону пр. Александра Свирского; в промен за нее дали пару соболей в 3 рубля. Путешествие по Рейну (Лихачев называет его Реною рекою) продолжалось две недели и два дня. Вот впечатление, полученное от Рейна: «А река зело красна и весела и пряма и быстра, так что воды пить не можно, вся с песком… не доплыв до Амстердама, (она) на правую сторону впала в море». Лихачев обратил внимание на башню, построенную на берегу Рейна, «а сказывают, что в той башне короля мыши съели»; дальше занял его «столп высок зело, а на нем устроено лунное и солнечное течение, и часы бьют на тридцать разных статей по кимвальному; да сколько дней в году, столько на нем и окон, 365». В Кельне «в костеле опочивают волсви Персидские», т. е. Мельхиор, Валтасар и Каспар, которых римские католики считают волхвами, принесшими дары новорожденному Иисусу Христу в Вифлееме.
Из Кельна до Амстердама плыли по каналу, на котором в трех местах сделаны шлюзы, названные Лихачевым «железными воротами». 27-го марта посольство подъехало к Амстердаму, а 30-го марта оно было торжественно встречено в самом городе бургомистром, городской гвардией и торговыми людьми; двор для посланников отвели поблизости от «Думной палаты», т. е. ратуши.
Посольство прожило в Амстердаме три недели, и Лихачеву было достаточно времени ознакомиться как с внешним устройством города, так и с особенностями его внутреннего распорядка.
Его, очевидно, поразила способность голландцев превращать море в сушу и их уменье не только построить палаты на том месте, где раньше бывала гавань, но и настойчиво охранять искусственно созданные земельные угодья.
Большое количество богатых людей, обилие свежей рыбы, торговля которой сосредоточена в руках женщин, отсутствие хлеба, пресной воды и дров — все это не ускользнуло от внимания Лихачева.
Приводим целиком его описание благотворительных учреждений Амстердама: «А к нищим и безотечным и ко всяким недужным попечения и строю ни в которых градех такого нет: двор каменный, и в нем палаты, а в них в училище человек с 400; полата — девиц с 300; три полаты с женщинами, а всем пища, и одежда, и места от бурмистров и от торговых людей; да и рукоделие всем указано, кто что умеет; а делают на бурмистров.
Богадельня великая каменная; полата красная». Как видно, Лихачев внимательно осмотрел школу, богадельню, сиротский приют и дом трудолюбия.
Если мы припомним, что в Москве в это время делались лишь первые попытки оказания помощи больным, бесприютным и престарелым, что помощь эта исходила от известного благотворителя Феод. Мих. Большого Ртищева и что не существовало еще государственных благотворительных учреждений, то мы поймем, какое глубокое впечатление должны были произвести на Лихачева вышеупомянутые общественные благотворительные учреждения.
Между Московским государством и Голландией со времен Иоанна Грозного существовали оживленные торговые сношения, и этим объясняется тот радушный прием, который встретил Лихачев в Амстердаме.
Впоследствии оба эти государства еще более сблизились, благодаря поездкам в Голландию Петра Великого.
Как велико было в Амстердаме в 1660 г. дружелюбное расположение к русским, можно заключить из предложения голландских купцов, производивших торговлю в Архангельске и в Москве, довезти московское посольство на своих кораблях бесплатно до Архангельска.
Выехав из Амстердама 20-го апреля, посланники вышли в море, вследствие непогоды, только 28-го апреля. 7-го июня они достигли Двинского Березовского устья и уведомили о своем приезде архангельского воеводу, стольника Ив. Богд. Милославского и дьяка Ермолаева.
Для приема посланников с кораблей Милославский прислал стрелецкого сотника и с ним пятьдесят стрельцов.
В честь отъезда посольства корабельщики стреляли из пушек. Описание путешествия Лихачева и его свиты заканчивается известием, что 15-го июля они поехали с Вологды.
Посольство Вас. Богдановича Лихачева и дьяка Фомина произвело, по-видимому, во Флоренции сильное впечатление.
В Италии существует картина, на которой изображено, как Лихачев и Фомин правят в 1659 г. посольство перед Фердинандом II-м, великим герцогом Тосканским.
Снимки с этой картины помещены в двух книгах.
Первая из этих книг: «Описание посольства, отправленного в 1659 году от царя Алексея Михайловича к Фердинанду II, великому герцогу Тосканскому» (М., 1840 г.); вторая: «Генеалогическая история одной помещичьей библиотеки» (СПб., 1913 г., приложения), составленная Н. П. Лихачевым. 4-го июля 1661 г., без малого год спустя по возвращении Лихачева из посольства, он был назначен «примать» в Архангельске «Аглинских Немец», которые едут служить в Московском государстве.
Вместе с Лихачевым назначены были стольники: Феод. Мих. Лодыженский и Вас. Гр. Нечаев. 10-го июля Лихачев бил челом на Лодыженского, что ему быть с ним невместно; на следующий день Лодыженский бил челом о бесчестье и обороне.
Закончилось это местничество для Лихачева весьма печально: 29-го июля думный дьяк Заборовский объявил Лихачеву с Красного крыльца, что он бил челом «не делом», а потому будет послан в тюрьму с подьячим.
Последнее известие о Лихачеве относится к 1668 г., когда он был воеводою в Сосницах; против его имени сделана отметка: «Отдан изменниками Черкасами в Крым». Лихачев был женат на Ксении Афанасьевне Зубовой и потомства не оставил.
Дворцовые разряды, II, III и Доп. к III т. — Рус. Ист. Библ., Х. — Р. Р. С., I, изд. 2-е. — Барсуков, «Списки городовых воевод XVII ст.». — Древ. Рос. Вивлиофика, IV, с. 339-359. — «Памятники дипломатических сношений», Х, стр. 509-670. — Н. П. Лихачев, «Генеалогическая история одной библиотеки», СПб., 1913 г. (отд. отт. из журнала «Русский Библиофил», № 5, сентябрь, 1913 г.). — «Сборник статей в честь Дмитрия Александровича Корсакова», Казань, 1912-1913 гг. (Статья в этой книге Л. К. Ильинского «Русский на западе в 1659 году», стр. 211-228). В. Корсакова. {Половцов} Лихачев, Василий Богданович — стольник.
Ездил в 1658-59 гг. вместе с дьяком Иваном Фоминым и свитою в 28 человек во Флоренцию с поручением от царя Алексея Михайловича благодарить «флорентинского дука Фердинандуса» за ласковый прием Чемоданова и Посникова.
Путь Л. лежал от Архангельска морем в Ливорно; обратно он ехал сухим путем на Амстердам, а оттуда — вновь морем. Составленное им описание путешествия хранится в Москве, в архиве министерства иностранных дел; в извлечении оно напечатано в «Рос. Вивлиофике» (т. IV), а полностью — в «Памятниках дипломатич. сношений» (т. X) и отд. Чертковым: «Описание посольства, отправленного в 1659 г. от царя Алексея Михайловича к Фердинанду II, вел. герцогу тосканскому (М., 1840). По справедливому замечанию Ап. Григорьева («Взгляд на русскую литературу после смерти Пушкина»), Л. является типичным представителем допетровского склада мысли; выше всего он ставит русскую веру и русское величие. {Брокгауз}