Биография Глебов Александр Иванович

— генерал-аншеф, генерал-прокурор при Петре III и Екатерине II. Происхождение его мало выяснено.
Бантыш-Каменский считал Александра Ивановича сыном генерал-аншефа Ивана Федоровича (см. его биографию), а по Долгорукову и Карабанову, он происходил из духовного звания, но и то и другое мнения ошибочны: в действительности А. И. Г. был из дворян, но не из того рода, к которому принадлежал Иван Федорович.
Сам Г. утверждал, что он происходит из древнего дворянского рода, считающего своим родоначальником касожского князя Редегу.
Его предки служили по Новгороду.
Отца Г. звали Иваном Петровичем.
Г. родился 26 августа 1722 г. и на 15-м году поступил на службу сержантом в Бутырский пехотный полк (3 февраля 1737 г.). В 1737-1739 гг. он сражался под начальством Миниха против турок, участвовал в штурме Очакова (2 июля 1737 г.) и сражении при Ставучанах (17 авг. 1739 г.), где был контужен, и самостоятельно производил поиск над неприятелем на р. Прут, командуя легкой партией.
Турецкая война дала ему чины прапорщика (8 июня 1737 г.), подпоручика (16 ноября 1737 г.) и поручика (28 апреля 1739 г.). 25 марта 1741 г. он был произведен в капитаны и 3 мая 1749 г. отставлен от военной службы с переименованием в коллежские асессоры.
Неизвестно, занимал ли Г. какую-нибудь должность до 6 марта 1754 г., когда он был назначен обер-секретарем Сената в экспедицию по генеральному межеванию; 13 мая того же года Г. был назначен к присутствованию в Главной межевой канцелярии при Сенате в должности советника.
Он был также членом уложенной комиссии. 10 декабря 1755 г. Г. назначен обер-прокурором Сената.
Таким движением по службе и дальнейшим своим возвышением он обязан главным образом покровительству могущественного вельможи, графа П. И. Шувалова, с которым ему удалось сблизиться, а затем женитьбе своей (7 февраля 1756 г.) на обер-гофмейстерине Марии Симоновне Чоглоковой, урожденной графине Гендриковой, родной племяннице императрицы Екатерины І, что дало ему возможность стать близко ко Двору. Венчание совершено, по словам Карабанова, в Зимнем Дворце, в присутствии самой императрицы.
По свидетельству самого Г. (в письме его к Екатерине II от 20 февраля 1764 г.), он был определен в Сенат обер-секретарем по желанию Шувалова, который потом, усматривая в нем «в делах способность», поручал ему «делать по своим мыслям разные сочинения», заботился о его движении по службе и, наконец, убедившись в его «совершенной преданности и повиновении», делал ему «многие поверенности». Самый брак Г. с Чоглоковой был делом рук Шувалова.
Заметив охлаждение к себе императрицы Елизаветы Петровны, Шувалов, по словам Г., «принял намерение сведать все намерения и действия меньшого двора, а особливо поелику они касались до брата его Ивана Ивановича», через лицо близкое к великой княгине Екатерине Алексеевне; наиболее удобной для такой роли он признал ее обер-гофмейстерину, но так как был с ней в дурных отношениях, то орудием для сближения с нею выбрал Г., которого стал убеждать попытать счастия с «изрядной вдовушкой». При посредстве И. И. Юшкова Г. познакомился с Чоглоковой 25 апреля 1755 г. и вскоре добился ее любви, победив соперника в лице барона Серг. Гр. Строганова.
Карабанов рассказывает, что императрица, узнав о любви своей двоюродной сестры к Г., сказала: «сестра моя сошла с ума, влюбилась в Г., как отдать ее за подьячего?» и пожаловала его в обер-прокуроры, т. е. сделала ближайшим помощником генерал-прокурора.
Расчет Шувалова оказался ошибочным: вследствие разных недоразумений Мария Симоновна была удалена от молодого двора и, следовательно, не могла играть той роли, для которой он предназначал ее. Самое супружество Глебовых было очень недолговременно: молодая была в последнем градусе чахотки и скончалась через полтора месяца после свадьбы, 19 марта 1756 г., оставив мужу несколько человек пасынков и падчериц, доставивших потом отчиму много хлопот.
Глебову все-таки удалось проникнуть в общество великого князя Петра Федоровича и великой княгини Екатерины Алексеевны; неоднократно ссужал он великого князя деньгами, своими собственными или Шуваловскими, чем снискал себе благоволение наследника престола. 25 ноября 1758 г. Г. получил Аннинскую звезду; 16 августа 1760 г. он был определен правящим должность генерал-кригскомиссара и 24 августа того же года переименован в генерал-майоры.
Новый генерал-кригскомиссар при снабжении деньгами нашей заграничной армии, действовавшей против Пруссии, предложил произвести перевод этих денег через торговавших в Петербурге английских купцов.
Это предложение, встретившее при обсуждении в Сенате сильное противодействие со стороны генерал-прокурора кн. Шаховского, было отклонено как вредное для казны дело. 19 ноября 1761 г., за болезнью генерал-фельдцейхмейстера графа П. И. Шувалова, Глебову было Высочайше поручено управление военно-походной генерал-фельдцейхмейстера канцелярией по артиллерии и фортификации и Оружейной экспедицией.
Это назначение состоялось вопреки смелым выступлениям генерал-прокурора кн. Шаховского, указывавшего, что состоящие при этих учреждениях два заслуженных, боевых генерал-поручика будут несправедливо унижены подчинением Глебову, младшему пред ними чином и никогда не бывшему артиллеристом.
Г. отдавал распоряжения по артиллерийскому ведомству от имени Шувалова, но за своею подписью.
Ему указано было оставаться заместителем Шувалова до его выздоровления или до прибытия в Петербург из армии артиллерии генерал-поручика И. Ф. Глебова.
В самом начале царствования Петра III, незадолго до кончины Шувалова, И. Ф. Глебов возвратился в Петербург, и А. И. сдал ему должность.
Еще более возвысился Г. при Петре III. Покровительствуемый Шуваловым, лично известный новому императору, человек очень способный, Г. быстро сумел приобрести доверие государя.
Кн. Шаховской рассказывает в своих записках, что уже за несколько часов до смерти императрицы Елизаветы, Г. и кн. Н. Ю. Трубецкой обращались к великому князю «наподобие как с докладами или для наставления». В самый день кончины Елизаветы Петровны, 25 декабря 1761 г., Шаховской просил об увольнении от должности, и Г. назначен был на его место генерал-прокурором и одновременно утвержден в должности генерал-кригскомиссара.
По свидетельству Д. В. Волкова, Г. заранее уже составил Манифест о кончине Елизаветы и вступлении на престол Петра III. 17 января 1762 г. Петр III объявил в Сенате свое решение о том, чтобы «дворянам службу продолжать по своей воле, сколько и где пожелают». На другой день Г. словесно предложил Сенату воздвигнуть золотую статую императора в знак благодарности дворянства за оказанную ему милость.
Доклад об этом предложении Г. не удостоился утверждения. 9 февраля 1762 г. Г. был пожалован орденом св. Александра Невского, а 6 марта назначен членом военной комиссии, учрежденной для приведения войск в лучшее состояние.
По свидетельству Штелина, Г. являлся к государю с докладом ежедневно в 8 часов утра. Занимая столь важную должность, он был главным лицом в делах внутреннего управления и без сомнения при его ближайшем участии изданы манифесты об уничтожении Тайной канцелярии, о вольности дворянства и об отобрании крестьян от духовенства (есть указания на то, что эти три манифеста были написаны Глебовым), указы о прекращении гонений и притеснений раскольников и о введении в России бумажных денег. Г. занял особое положение между государем и Сенатом.
Почти все резолюции на докладах Сената, если только они не ограничивались одним утверждением представленного доклада, а содержали и какие-либо указания, написаны рукою Г. и только подписаны Петром III. Впрочем, роль Г. в реформах этого государя еще не выяснена историками.
Саксонский посланник граф Брюль так характеризует деятельность Г. в царствование Петра III: «Генерал-прокурор Г., человек с головою, следуя общему стремлению, умеет нравиться, пользуется общим значением вследствие должности, занимаемой им при Сенате и дающей ему почти всемогущество в делах внутреннего управления.
Он больше держит сторону Нарышкиных, чем Мельгунова и Волкова.
Недавно государь потребовал 4 миллиона рублей от Сената, который при теперешнем истощении сил государственных, не нашел средств собрать столь значительные деньги, но Г. взялся достать эту сумму через откупщиков таможен и через посредство нескольких английских купцов.
Он сочинитель вновь изданных законов, служащих доказательством его блестящих способностей». Важную роль в реформах Петра III играл также Д. В. Волков, которому приписывается и составление манифеста о вольности дворянства.
О том, какие отношения были между двумя виднейшими сподвижниками Петра III, рассказывает сам Волков: «Глебов неоднократно ко мне присылал искать моей дружбы, но я всегда ответствовал, что дружба восстановляется временем.
А когда доходило до войны с Даниею, то я искренно ему рассказывал все ее неудобства и для государства тягости, для того, дабы он, по Сенату и комиссариату, делал в том затруднение.
Но он, будучи жаден на выслугу и крайне влюблен в проект гр. Петра Ивановича (Шувалова) о медных деньгах, уведомил сперва бывшего императора, а потом и весь Сенат, что у него на войну 4 млн. чрезвычайных денег готово будет, в чем, однакож, ясно доказал я противное. A обиду сделал я ему только ту, что жаловался на него бывшему императору в том, что он, завиствуя указу о коммерции (труд Волкова), сделал плутовскую передачу за подряженный холст на армию, и тех подрядчиков умышленно утаил, кои дешевле брали». То, что рассказывает Волков, вполне возможно, принимая во внимание, что до нас дошло много показаний о нечестных и корыстолюбивых поступках Глебова.
Но следующий рассказ кн. Дашковой, если только он верен, показывает, что генерал-прокурор Петра III был вполне достоин своего государя и по своим нравственным качествам не отличался от многих других государственных деятелей того времени: Хорват, обвиненный сербами, выходцами из Австрии, в разных злоупотреблениях, приехал в Петербург и подарил по 2000 дукатов каждому из трех вельмож, которые казались ему самыми влиятельными — Л. А. Нарышкину, А. П. Мельгунову и Глебову.
Последние двое сообщили. об этом Петру III. Он похвалил их за то, что они не скрыли от него полученного ими подарка, потребовал себе половину и на следующий день сам отправился в Сенат и разрешил дело в пользу Хорвата.
Несмотря на положение, занятое Г. при Петре III, он не поколебался стать на сторону Екатерины II во время июньского государственного переворота, так как понимал, конечно, что сила на ее стороне.
По восшествии на престол Екатерины II, Г. полтора года оставался в должности генерал-прокурора.
Императрица очевидно ценила его способности. 10 декабря 1763 г. ему вместе с Н. И. Паниным поручены были тайные дела, т. е. те дела, которые раньше были в ведении Тайной канцелярии.
Вскоре, однако, обстоятельства заставили Екатерину II сменить генерал-прокурора.
Беспорядки по судебной части, лихоимство чиновников, партийность и медленность делопроизводства в Сенате были причиной ее неудовольствия против Г. Она требовала, чтобы он деятельно занялся искоренением этих беспорядков, вызвавших Высочайшие указы об удержании судей и чиновников от лихоимства, о подаче ежедневных меморий от Сената о решенных делах и о прекращении в Сенате междоусобного несогласия, вражды и раздела на партии.
Наконец, дело иркутского следователя Крылова обнаружило злоупотребления самого генерал-прокурора, совершенные им главным образом еще в предыдущие царствования.
При Елизавете Петровне Г., по примеру своего патрона Шувалова и других вельмож, принял участие в торгово-промышленной деятельности.
Так, вместе с канцлером гр. М. И. Воронцовым, ему было дозволено (30 июня 1757 г.) вывезти из Эстляндии и Лифляндии в Швецию 4000 ластов хлеба; затем, вместе с Воронцовым и сенатором И. С. Сумароковым, он получил привилегию на отпуск за границу льняного семени; в 1759 г. эти лица заключили с московским купцом Мих. Абр. Евреиновым контракт, по которому предоставили ему право на 6 лет отпускать за границу льняное семя из Архангельска и Онеги за 60615 руб., причем половина этих денег пришлась на долю Воронцова, а другая половина — на долю Сумарокова и Г. Кроме того, Г. устроил в Финляндии свинцовые заводы и взял на откуп кабацкие и конские сборы в Архангельске за 25607 руб., и совместно с купцами Роговиковым, Щукиным и Мурзиным кабацкие и канцелярские сборы в Иркутской провинции за 58000 руб. в год с обязательством ставить на кружечные дворы по 213796 ведер вина. Иркутский откуп имел для Г. роковые последствия.
Контракт с Сибирским приказом на поставку вина в кабаки по городам Иркутской провинции (по цене, значительно превышавшей ту, которую платили в прежние годы) Г. заключил в 1756 г. (впоследствии он переуступил часть откупа с барышом для себя своим же конкурентам, которых раньше отстранил благо даря своему влиянию).
Встретив по этому делу некоторые препятствия со стороны иркутского купечества, он подал 21 августа 1757 г. в Сенат жалобу на разные злоупотребления по винной части Иркутского магистрата и купечества (неотдача его поверенным казенных заводов, тайные курение и продажа вина и т. п.), которые наносили убыток как ему, так и «казенному интересу», и просил для расследования этого дела послать в Иркутск «надежную персону». 30 января 1758 г. Сенатом отправлен был в Иркутск следователем асессор Крылов; уверенный в поддержке Г., он производил в Иркутске разные неистовства: брал взятки, пытал купцов, наказывал телесно всех, кто не угождал ему, принуждал давать деньги и подарки самому Г. и т. п. Наконец, по жалобе вице-губернатора генерала Вульфа, арестованного следователем, Крылов сам был арестован, а следствие прекращено (указом 29 мая 1761 г.); при Сенате была учреждена особая комиссия для суда над Крыловым.
По вступлении на престол Екатерины II Г. поспешил возвратить доверенным иркутских купцов часть полученных им денег и склонил их подать в Сенат мировую челобитную.
Но Екатерина II указом 4 декабря 1762 г. подтвердила Сенату о необходимости окончить дело Крылова, которое она близко приняла к сердцу.
Оно закончено было только в феврале 1764 г. Государыня нашла, что Г. «в сем деле, по крайней мере, оказался подозрительным и тем самым уже лишил себя доверенности, соединенной с его должностью; но как генерал-прокурор никем кроме нас не судим, — говорила она сенаторам, — то предоставляем себе должностью его впредь диспонировать, а ему отныне сим чином не писаться». Усмотрев, как мало имел Г. старания о правильном производстве дел и о казенном интересе, и что он «ко всему беззаконному производству этого дела единственно подал повод своим неправильным доношением и принадлежавшее казне при откупе приращение обратил на собственный прибыток», государыня находила, что он за это подлежит не только лишению чинов, но и большему наказанию, однако, вследствие милостивого манифеста, положила его «от всех дел и должностей отставить вечно с переименованием из генерал-прокуроров и генерал-кригскомиссаров генерал-поручиком и впредь ни к каким делам не определять». Последняя помета Г. на бумагах, сделанная им в качестве генерал-прокурора, относится к 30 января 1764 г.; через несколько дней, 3 февраля, последовал Высочайший указ Сенату о повелении генерал-квартирмейстеру князю А. Вяземскому отправлять генерал-прокурорскую должность «в рассуждении некоторых обстоятельств, касающихся до генерал-прокурора Г.» В наставлении, данном Вяземскому, императрица так выразилась о Г.: «Прежнее худое поведение, корыстолюбие, лихоимство и худая вследствие сих свойств репутация, недовольно чистосердечия и искренности против меня нынешнего генерал-прокурора — все сие вынуждает меня его сменить и совершенно помрачает и уничтожает его способность и прилежание к делам; но и то прибавить должно, что немало к тому его несчастию послужила знаемость и короткое обхождение в его еще молодости с покойным графом Петром Шуваловым, в которого он руках совершенно находился и напоился принципиями, хотя и не весьма для общества полезными, но достаточно прибыльными для самих их. Все сие производит, что он более к темным, нежели к ясным делам имеет склонность, и часто от меня в его поведениях много было сокровенного, чрез что по мере и моя доверенность к нему умалялась». 20 февраля Г. написал Екатерине II по ее повелению письмо, в котором рассказывает о своих отношениях к Шувалову и М. С. Чоглоковой и объясняет, какие обстоятельства заставили его принять на себя винную поставку в Иркутск; здесь он повторяет обвинения против иркутского купечества и жалуется на свое плохое материальное положение (письмо это напечатано в «Сборнике Имп. Рус. Истор. Общ.», т. VII, стр. 340-345). Казалось бы, что после такой Высочайшей резолюции, какая последовала в феврале 1764 г., служебная карьера Г. должна была кончиться.
Однако, потеряв звание генерал-прокурора, он сохранил за собой должность генерал-кригскомиссара.
Очевидно, способности его были таковы, что, несмотря на все недостатки, Екатерина II считала его полезным для государства. «У Глебова, говорит она в своих записках, очень большие способности, соединенные с равным прилежанием; это олицетворенная находчивость, но он плут и мошенник, способный, однако, на большую привязанность.
Жаль, что он молодым попал в руки Петра Шувалова, по образцу которого он и сформировался…» Французский дипломат Сабатье де Кабр, составивший в 1772 г. характеристику России и ее государственных людей, считал Г. вместе с А. В. Олсуфьевым единственными талантливыми людьми в России; по его словам Г. лучше всех был знаком с управлением и внутренним положением государства, привык к делам и труду и работает уверенно и легко; он сторонник развития торговых сношений с Францией и противник торгового господства Англии, которое считает препятствием для прогресса России. — В 1767 г. дворяне Лихвинского уезда Московской (ныне Калужской) губ. избрали Г. своим депутатом в Комиссию для составления нового уложения вместо отказавшегося от этого звания тайн. сов. Я. А. Хитрово; 16 июня дворяне вручили ему депутатский наказ. Приняв участие в работах Комиссии со дня открытия ее, Г. на 5-м заседании (9 августа) при обсуждении того, какой титул поднести императрице за ее заботы об империи и подданных, предложил собранию поднести ей титул «восстановительницы блаженства Российского народа», но общее собрание отвергло это предложение.
На 11-м заседании (23 августа) Г. представил свое мнение на наказ Каргопольских черносошных крестьян, в котором, между прочим, высказался за необходимость введения словесного суда у черносошных крестьян вследствие большого числа малограмотных среди них. 10 апреля 1768 г., на 106-м заседании Комиссии, происходившем уже в Петербурге, Г. большинством голосов был выбран в комиссию о городах.
В конце 1768 г. французский дипломат Россиньоль сообщил герцогу Шуазелю, что Екатерина II, недовольная результатами внешней политики Н. И. Панина, хотела поручить иностранные дела кому-либо другому, и ей предложили заменить Панина Глебовым, но государыня отвергла его кандидатуру. 21 апр. 1773 г. Г. был произведен по старшинству в генерал-аншефы.
В 1775 г. он был членом комиссии, судившей Пугачева и его сообщников, и 2 апреля того же года назначен генерал-губернатором Белгородской и Смоленской губернии с оставлением в должности генерал-кригскомиссара, от которой был освобожден только через полгода (3 октября).
Открыв 25 декабря 1775 г. наместническое правление, Г. заботился затем об учреждении уездных судов, нижних расправ и пр., и, по словам Бантыша-Каменского, «благосклонным обхождением своим, чуждым гордости, приобрел любовь жителей», но оставался в Смоленске недолго: в главном комиссариате обнаружены были хищения, произведенные во время его управления этим учреждением, и в конце июля 1776 г. он был отстранен от должности, «доколе по делам до него касающимся решение последует». Храповицкий со слов Безбородко сообщает, что Екатерина собственноручно написала тогда Глебову: «Советую остаться в Москве и отдалиться от губернии». Следствие о похищенных в главном комиссариате казенных деньгах производила сначала существовавшая уже раньше комиссия о расследовании комиссариатских злоупотреблений, а затем дело было передано на рассмотрение особого вновь учрежденного 21 января 1777 г. при Сенате в Москве комитета, откуда оно перешло в Общее Собрание Сената в Петербурге. 19 сентября 1784 г. последовал именной указ Екатерины II Сенату с решением по комиссариатскому делу. Государыня нашла Глебова виновным «в небрежении должности, по коей он, как главный, обязан был прилежным наблюдением за подчиненными и за целостью всего, что к департаменту его ведомства принадлежит, но вместо того он даже в 1774 г., когда казна уже была расхищена, подписывал репорты несправедливые о целости ее, и слабостью своего начальства не только дал повод подчиненным его к таковым хищениям и непорядкам, но еще и сам себя подвергнул подозрению в знании о таковом казны расхищении», и, принимая во внимание милостивый манифест от 7 августа 1782 г., определила: «генерала Глебова исключить из службы и впредь ни к каким делам и должностям не определять; дело о сборе для него денег по недовольным с обеих сторон доводам оставить суду Божию, покуда временем и обстоятельствами открыться может; запретить ему въезжать в обе столицы и во все места, где присутствие Наше случится». Комитет постановил взыскать с Г. похищенные деньги, почему на его имение наложен был секвестр.
В декабре 1787 г. Г. через графа А. Г. Орлова-Чесменского прислал Екатерине II прошение об освобождении его деревень от секвестра, и 24-го оно было подано Государыне Храповицким.
Государыня не удовлетворила просьбы Г. и приказала исполнить по данному указу. Храповицкий записал в своем дневнике слова Екатерины II, сказанные о Глебове по этому поводу: «Он плут и заслуживал казнь; многое знает, что публике не открыто.
Сам кн. Н. В. Репнин, быв его защитником, признался, что должно было его отдать генеральному суду». Однако, деньги (157365 руб. 3 коп.) были внесены только после смерти Г. опекунами над его имуществом, но по указу Павла I от 29 ноября 1796 г. возвращены его наследнице, по ее прошению, а с имения снят секвестр.
Удаленный окончательно от государственной деятельности, Г. жил то в своей подмосковной Виноградове (сюда последовал за ним его домашний врач Мих. Леонт. Гамалея), то в выстроенном им на Ходынке близ Москвы доме, где и умер 2 июня 1790 г. Он погребен в Виноградове; на его могиле начертана такая эпитафия: «В память великому мужу… благоразумием, мудростию, знаниями и бессмертной славой отличившемуся, преждевременною смертию у отечества… похищенному». Г. был женат трижды, но ни от одного брака не имел детей. Первой женой его была Евдокия Алексеевна Зыбина (род. 1709 г., † 1746 г.), а третьей — его экономка, жена майора Дарья (Анна Доротея) Николаевна Франц, урожденная Никлас или Николаи (род. 5 февраля 1731 г., † 28 мая 1790 г.), на которой он женился в 1773 г. Карабанов говорит, что она находилась еще в услужении у Марии Симоновны и что Г. вывел ее первого мужа в офицеры; по его же словам, Екатерина II, узнав о браке, Г., воспретила его новой жене приезд ко двору. Г. назначил ее своей наследницей, но она умерла за несколько дней до его смерти, и по завещанию все состояние Г., будучи благоприобретенным (родовое имение он еще раньше уступил племяннику), перешло к его падчерице, дочери Дарьи Николаевны от первого брака, Елизавете Ивановне Бенкендорф, урожденной Франц. О состоянии Г. мы имеем следующие сведения: из всеподданнейшего доклада комиссии о медных деньгах 1763 г. видно, что он был должен Медному банку 200000 руб. и в эту сумму принято от него под заклад 1695 душ крестьян, 5 домов в Петербурге (городской и приморский дом) и в Москве, медный завод — в Уфимской провинции и 7 винокуренных заводов, с которых он получал за поставляемое в казну вино по 150000 руб. ежегодно.
Имения Г. находились в Московском и Клинском уездах Московской губ., Новосильском и Чернском — Тульской губ., Лихвинском — Калужской губ., Унженском — Костромской губ., Бахмутской провинции.
В своей подмосковной Виноградове, купленной им в 1758 г., он построил церковь (освящена в 1777 г.) и учредил богадельню для престарелых.
Дом Г. в Петербурге находился на Фонтанке, у Семеновского моста (теперь казармы); еще при жизни своей он продал этот дом своему однофамильцу, ярославскому купцу. В Москве, кроме Ходынского дома, у него были еще дома в Кудрине (теперь Вдовий дом) и загородный близ Данилова монастыря, пожалованный ему императрицей Елизаветой Петровной и в 1763 г. купленный за 15000 руб. Екатериной II для устройства Павловской больницы.
Свое состояние Г. оценил в своем завещании только в 400000 руб. Участие Г. в разных прибыльных делах имело для него последствием множество казенных начетов и взысканий (по Медному банку, винным откупам, финляндским казенным свинцовым заводам).
Вследствие запутанности дел Г. над оставшимся после него имуществом была учреждена опека, которой пришлось выплатить разных долгов и начетов на сумму, чуть не превышавшую оценку, которую сделал Г. своему состоянию.
По словам Бантыша-Каменского, Г. славился своим столом, так что Екатерина II говорила о нем, «что она никогда не могла его насытить». Бантыш-Каменский, «Словарь достопамятных людей», изд. 2, 1847 г., т. І; Иванов, «Опыт биографий генерал-прокуроров и министров юстиции»; Баранов, «Опись Высочайшим указам, хранящимся в Спб. Сенат. Архиве», т. III; «Сенат. Архив», т. I, XII, XV; «Сборник Имп. Рус. Истор. Общества», т. 1, 4, 7, 8, 14, 32, 109, 125, 141, 143; «Чтения Общ. Ист. и Др. Росс.» 1858 г., кн. 2; «Полн. Собр. Законов», т. XV; Кн. Щербатов, «О повреждении нравов в России»; Записки Екатерины II, кн. Я. П. Шаховского, кн. Дашковой, Порошина и Храповицкого; «Село Виноградово Московского уезда во владении Пушкиных, кн. В. В. Долгорукова, кн. Вяземских, А. И. Глебова и Бенкендорф», М., 1912 г.; «Луч» 1866 г. (Щукин, «Крылов — следователь в Сибири»); «Рус. Архив» 1863 г., 1871 г., 1877 г., т. III, 1894 г.; «Рус. Старина» 1870, 1871, 1872, 1874 гг.; «Истор. Вестник» 1885 г., т. II, 661; «Архив кн. Воронцова», т. 31; «Столетие Военного Министерства», т. VI (Струков, «Главное артиллерийское управление»); «История Правит.
Сената», т. II; Долгоруков, «Росс. родословная книга», IV, 91; «Памятн. книжка Моск. Архива Минист.
Юстиции», 36-38 (сведения о комиссии об иркутском следователе Крылове). — Моск. Архив Минист.
Юстиции, дела Сената, кн. 3572, д. 12, кн. 4083 (2 апреля 1775 г.), кн. 4085 (4 августа 1775 г.), кн. 4086 (6 октября 1775 г.), кн. 6313, лл. 357, 393-396, кн. 6314 (протоколы 2 и 9 сентября, 11 и 18 ноября 1776 г.); дела по справкам, кн. 101, д. 9. — Моск. отдел. Общего Архива Гл. Штаба, опись 62, связки 217 и 220; опись 10, св. 566, д. 86. H. Чулков. {Половцов}