Биография Дивиер граф Антон Мануилович

— сын португальского еврея, переселившегося в Голландию и здесь крестившегося, родился в 1682 году. После смерти отца, оставшись круглым сиротой и без всяких средств, Дивиер поступил юнгой в голландский флот и в 1697 году находился на корабле, которым командовал, во время пребывания своего в Голландии, Петр Великий на морских маневрах, устроенных для государя амстердамскими властями.
Своею красивою внешностью, ловкостью и расторопностью Дивиер обратил на себя внимание Петра, который предложил молодому юнге поступить к нему в услужение, обещая, если он будет служить честно и верно, позаботиться о его дальнейшей судьбе.
Дивиер с радостью согласился и на другой же день был зачислен в штат царской прислуги «пажом». Петр не ошибся в своем выборе.
Дивиер, действительно, оказался способным, исполнительным и честным слугой.
Не обладая большим умом, он был, однако же, смышлен, вкрадчив, бескорыстен, неутомим и, кроме всего этого, отличался живым, веселым характером.
Благодаря таким качествам, он скоро заслужил расположение государя, был сделан сперва царским денщиком, а затем генерал-адъютантом, что, по тогдашнему воинскому уставу, равнялось чину полковника.
Освоившись с русским языком и обычаями, войдя в круг людей, приближенных к царской фамилии, Дивиер все-таки чувствовал себя чуждым в высшем обществе, которое относилось весьма холодно к португальскому выходцу.
Он решил преодолеть это препятствие женитьбой.
Обратить свои искательства в среду родовитых боярских семей он не смел, зная, что его еврейское происхождение явится здесь непреодолимой препоной; оставалось пробовать счастья у новой аристократии, созданной Петром из разночинцев, выдвинувшихся на высшие ступени государственной иерархии своею службою и дарованиями.
У всесильного и самого выдающегося представителя этой аристократии, князя Александра Даниловича Меншикова, была сестра Анна, не особенно красивая и уже в годах, почти потерявшая надежду выйти замуж, так как гордый и зазнавшийся князь постоянно находил всех сватавшихся к ней женихов не достойными породниться с ним. Красивому и ловкому португальцу удалось без особенных усилий влюбить в себя перезрелую девушку.
Чтобы достичь своей цели, он предварительно соблазнил ее, а затем уже явился к Меншикову и, сознавшись во всем, просил ее руки. Меншиков пришел в страшный гнев. Вне себя, он бросился на Дивиера, избил его и, не довольствуясь этим, позвал своих челядинцев и велел им бить насмерть непрошенного жениха.
Несчастному Дивиеру едва удалось вырваться из рук людей Меншикова.
Избитый и окровавленный, он бросился с жалобой прямо к государю.
Петр принял близко к сердцу это дело, позвал Меншикова и, не принимая никаких возражений, велел ему в течение трех дней обвенчать сестру его с Дивиером.
Понятно, что после такого происшествия между всесильным временщиком и навязанным ему родственником возникла непримиримая ненависть.
Оба, разумеется, внешним образом скрывали ее, но в душе только ждали удобного случая погубить друг друга. Петербург сделался столицей, в сущности, с 1710 года, когда Петр Великий окончательно перебрался в него с семьей, сосредоточил здесь высшую администрацию и повелел переслать сюда на постоянное житье мастеровых людей из центров России, с их семействами, в числе 15000 человек, и построить для них на средства казны жилища.
Вследствие этого, город начал быстро обстраиваться и через несколько лет народонаселение его определялось уже приблизительно в 35000 оседлых жителей.
Разнообразные меры государя к улучшению внешнего быта населения новой столицы, развитию в ней промышленности и торговли, устройству благообразия и благочиния, потребовали создания особого учреждения, которое наблюдало бы за точным исполнением всех этих мер. Такое учреждение явилось в лице первого в России генерал-полицеймейстера и подведомственной ему канцелярии.
Петр нашел, что наиболее подходящим человеком для столь ответственной должности был Дивиер, в честности и распорядительности которого он имел уже немало случаев убедиться. 27 мая 1718 года состоялся следующий высочайший указ сенату: «Господа сенат! Определили мы для лучших порядков в сем городе генерал-полицеймейстера, которым назначили нашего генерал-адъютанта Дивиера; и дали пункты, как ему врученное дело управлять.
И ежели против оных пунктов чего от вас требовать будет, то чинить.
Также всем жителям здешним велите публиковать, дабы неведением никто не отговаривался.
Петр.» Хотя о деятельности Дивиера, как первого генерал-полицеймейстера сохранились лишь отрывочные и случайные сведения, тем не менее и по ним можно вывести заключение, что он вполне оправдал ожидания государя и был энергическим, усердным и толковым исполнителем стремлений Петра устроить новую столицу по образцу европейских городов.
Необходимо заметить, что Петербург того времени был не что иное, как окруженное лесом болото, среди которого пролегали местами непроходимые от грязи и ночью совершенно темные улицы, с разбросанными на обширном пространстве лачугами и наскоро сколоченными хижинами; только кое-где, на Адмиралтейской стороне и около Петропавловской крепости, встречались барские дома, построенные на голландский манер. Состав населения был самый разнообразный: рабочие и мастеровые, насильно согнанные со всех концов России, мелкие торговцы всякой всячиной, солдаты, иностранные шкипера и матросы, чухонцы, колодники и разный сброд, искавший заработка и наживы; пьянство, разврат, воровство, насилие и грабежи, были обычным явлением и постоянной угрозой для обывателей.
При Дивиере был сформирован первый полицейский штат, состоявший из 10 офицеров, 20 унтер-офицеров и 160 нижних чинов; устроена пожарная часть, для которой медные трубы выписаны из Голландии; поставлено в разных местах 600 фонарей, освещавшихся конопляным маслом; замощены камнем главные улицы; заведены фурманщики для своза с улиц нечистот и навоза; обращено особенное внимание на свежесть продаваемых съестных продуктов, причем постановлено, чтобы все торговцы носили «белый мундир» по образцу: «для прекращения воровских приходов и всяких непотребных людей» учреждены по концам каждой улицы шлагбаумы, при которых находились караулы; просивших милостыню велено ловить и, по наказании батогами, высылать из города; установлены штрафы за необъявление о приезжающих и отъезжающих, за принятие в работы людей без паспортов, за азартную игру или пьянство, за пение на улицах, за неосторожную езду, за неисправное содержание печей и дымовых труб и т. д. Дивиер каждый день объезжал город, лично наблюдал за порядком и соблюдением установленных правил.
По словам голштинского камер-юнкера Берхгольца жившего в Петербурге в конце царствования Петра Великого, он отличался своей строгостью и внушал обывателям такой страх, что они дрожали при одном его имени. Деятельность Дивиера была оценена государем, который произвел его, 6 января 1725 года, в генерал-майоры. 28 января 1725 года, Петр Великий умер, не успев сделать никаких распоряжений относительно престолонаследия.
Благодаря быстрым и верно обдуманным мерам, своевременно принятым Меншиковым, Екатерина I была провозглашена самодержавной императрицей.
Несмотря на неограниченное влияние, приобретенное вследствие этого Меншиковым на Екатерину, Дивиер был защищен от его вражды личным расположением государыни, к которой имел свободный доступ во всякое время, считаясь в царской семье как бы домашним человеком.
Екатерина любила веселого португальца, забавлявшего ее своими шутками и неистощимыми рассказами.
Оставаясь генерал-полицеймейстером Дивиер получил 21 мая 1725 г. орден св. Александра Невского, 24 октября 1726 г. возведен в графское достоинство, а 27 декабря того же года, пожалован чином генерал-лейтенанта.
Кроме своих прежних обязанностей, Дивиер исполнял разные другие поручения, по указанию императрицы, и, между прочим, был даже послан в 1727 г. в Курляндию отстаивать русские интересы.
Почему именно была возложена такая дипломатическая миссия на Дивиера, трудно объяснить, но для характеристики его необходимо сказать о ней несколько слов. В Курляндии, составлявшей тогда ленное владение Польши, проживала вдовствующая герцогиня Анна Иоанновна, а герцогом номинально числился последний потомок Кетлера, шестидесятилетний герцог Фердинанд, пребывавший, вследствие неприязни к нему курляндского дворянства, в Данциге.
Ввиду престарелого возраста Фердинанда, курляндцы решили еще при его жизни избрать себе нового герцога.
На собранном в Митаве сейме герцогом был избран побочный сын короля польского и саксонского Августа II, граф Мориц Саксонский, причем избиратели предложили Анне Иоанновне вступить в брак с новым герцогом.
Мориц являлся нежелательным кандидатом как для Польши, так и для России.
В Гродно был немедленно созван польский сейм, который постановил уничтожить избрание Морица, а решение о дальнейшей судьбе Курляндии отложить до смерти герцога Фердинанда.
Такое постановление Гродненского сейма, указывавшее на возможность присоединения Курляндии к Польше, произвело сильное впечатление на курляндцев.
С одной стороны, усилилось раздражение против Польши, грозившее явным сопротивлением; с другой раздались голоса, убеждавшие покориться тяжелой необходимости и слиться с Польшей.
Подобная развязка была бы в высшей степени невыгодна для России, и потому императрица поручила Дивиеру отправиться в Митаву и уверить курляндцев, что мы готовы защищать их самостоятельность и право избирать герцога, лишь бы он не принадлежал к саксонскому дому. Вскоре по приезде Дивиера в Курляндию, Мориц, продолжавший оставаться в Митаве и упорно отказывавшийся подчиниться постановлению Гродненского сейма обратился к нему с письмом, в котором прямо предложил ему 10000 экю за то, чтобы он содействовал браку его с Анной Иоанновной и одобрению Россией его избрания.
Известно, что тогдашняя политика основывалась главным образом на подкупе и политические деятели не считали взяточничество безнравственным.
Поэтому и предложение Морица не представляет ничего необычайного.
Ответ Дивиера настолько ярко рисует его бескорыстие, что мы приводим этот документ полностью: «Полученное мною сего числа письмо, — отвечал он по-немецки, — повергло меня в удивление и чувствительное волнение, тем более, что, благодаря Бога, все мое предшествующее поведение может служить доказательством, что я неспособен не только за несколько тысяч рейхсталеров, но и за сокровища всего света сделать хотя самомалейшее отступление от поручения возложенного на меня инструкцией моей всемилостивейшей государыни.
Это странное предложение, равно как и тому подобные искушенья, предполагающие подлые и низкие чувства в том, к кому они относятся, оскорбительны для честного человека.
В вышеупомянутом деле, в котором ее величество удостоила меня избрать мелким орудием своей воли, я буду без всякого уважения к видам частных лиц и чуждым интересам, равно как и без всякого постороннего вознаграждения, исполнять свои обязанности, как следует честному человеку.
Но если бы дело это обратилось и в вашу пользу, то всякий и без того должен получить то, к чему приличие обязывает.
Ваш почтительный и покорнейший слуга, граф Дивиер». В то время, как Дивиер вел в Митаве переговоры с разными влиятельными лицами и старался увеличить число сторонников России, в Петербурге совершилось событие, отразившееся роковым образом на его судьбе.
Здоровье Императрицы Екатерины I было уже давно потрясено, и в начале 1727 г. появились признаки не предвещавшие хорошего исхода.
На сцену снова выступил вопрос, имевший громадное значение для многих: кто будет наследником престола, одна ли из двух дочерей Екатерины, или двенадцатилетний великий князь Петр Алексеевич, сын царевича Алексея Петровича.
В разрешении этого вопроса был особенно заинтересован Меншиков.
Стремясь сохранить за собою ту неограниченную власть, которую он приобрел при Екатерине, Меншиков задумал женить Петра на своей старшей дочери и, возведя его на престол, управлять государством, до его совершеннолетия, на правах регента.
Екатерина, всем обязанная Меншикову, уступила его настойчивым просьбам и согласилась на предложенную им комбинацию.
Вопрос этот был решен в марте 1727 г. и решение его привело в ужас всех, к кому Меншиков относился враждебно.
При дворе составилась партия, поставившая себе целью всеми средствами противодействовать честолюбивым замыслам Меншикова.
Во главе ее находились герцог Голштинский, граф П. А. Толстой, И. И. Бутурлин, А. Л. Нарышкин, Скорняков-Писарев, Ушаков, князь И. Долгоруков.
В это время вернулся в Петербург Дивиер.
Он был поражен, узнав о том, что произошло при дворе в его отсутствие.
Смертельный враг его, от которого нельзя ждать пощады, делается тестем будущего Императора! Екатерина умрет, и тогда у Меншикова будут развязаны руки; он прежде всего обрушится на своих недоброжелателей и уничтожит их. Предвидя свою гибель, Дивиер не только присоединился к партии враждебной Меншикову, но сделался одним из самых деятельных ее членов.
Между тем, пока враги Меншикова переговаривались и обдумывали план действия, решительная минута наступила ранее, нежели ее ожидали. 30 апреля у императрицы открылась горячка.
Меншиков безотлучно находился при больной, никого к ней не допускал, подносил к ее подписи указы и сочинил для нее духовное завещание, по которому престол переходил к малолетнему Петру с обязательством жениться на дочери Меншикова, Марии. Таким образом, Меншиков достиг исполнения всех своих планов; оставалось лишь поскорее отделаться от врагов и он нетерпеливо добивался случая, который дал бы ему возможность одним разом сокрушить их. Случай этот не замедлил представиться, благодаря нескольким неосторожным словам, сказанным Дивиером, во дворце, великому князю и цесаревнам.
Он был арестован, подвергнут пытке и, вздернутый на дыбу, после двадцать пятого удара повинился во всем, назвал всех своих единомышленников и сообщил свои разговоры с ними. Тотчас же была назначена следственная комиссия, которую Меншиков так торопил, что она закончила все дело в десять дней. В докладе, представленном ею, было сказано, что преступники дерзали определить наследника российского престола по своему произволу и замышляли противиться сватанью великого князя, происходившему по высочайшей воле. 6 мая, за несколько часов до кончины, императрица слабеющей рукой подписала указ о наказании виновных: «Дивиера и Толстова, лишив чина, чести и данных деревень, сослать: Дивиера в Сибирь, Толстова с сыном в Соловки;
Бутурлина, лиша чинов, сослать в дальние деревни;
Скорнякова-Писарева, лиша чинов, чести, деревень и, бив кнутом, послать в ссылку;
Нарышкина лишить чина и жить ему безвыездно в деревне;
Ушакова определить к команде, где следует; князя И. Долгорукова, отлучить от двора и, унизя чином, написать в полевые полки». Сдавая этот указ для исполнения, Меншиков велел приписать к нему слова: «Дивиеру, при ссылке, учинить наказание, бить кнутом». 25 мая приговор был приведен в исполнение.
По словам очевидца, несчастного Дивиера, еще не оправившегося от пыток, наказывали с таким рассчитанным зверством, что каждый удар на спине ложился один к другому и не осталось ни одного места, не тронутого кнутом.
Меншиков не пощадил и свою сестру.
Ей было велено ехать на жительство, с четырьмя малолетними детьми, в деревню.
Пожалованная Петром Великим Дивиеру за службу, в Ямбургском уезде, деревня Зигорица была отобрана и подарена штаб-лекарю Ягану Шульцу.
Ненависть Меншикова к Дивиеру и Скорнякову-Писареву, с которым у него также были старинные счеты, не удовлетворилась понесенными ими унижением и позором.
Со свойственной ему жестокостью, он придумал для них новую пытку, назначив местом ссылки обоих Жиганское зимовье, в Якутской области, на пустынном берегу Лены, в 9000 верстах от Петербурга и 800 от Якутска.
В этом безлюдном месте, куда только изредка наезжали подъячий и переводчик для сбора ясака с окрестных якут и тунгусов, ссыльные были совершенно отрезаны от всего мира, нуждались во всем необходимом, по целым месяцам были вынуждены питаться одним хлебом и рыбой, и даже редко могли видеться друг с другом, потому что сторожившему их караулу было строго приказано не допускать общения их с кем бы то ни было. Падение Меншикова, царствование Петра II и воцарение Анны Ивановны прошли для них бесследно.
Неизвестно, почему Анна Ивановна и Бирон не захотели облегчить участи Дивиера.
Может быть у него были какие-нибудь неприятные столкновения с ними во время посылки его в Курляндию, или, зная его за преданного слугу семьи Петра Великого, они боялись, что, вернувшись в Петербург, он явится деятельным сторонником устраненной от престола и любимой народом цесаревны Елисаветы.
Счастье улыбнулось Скорнякову-Писареву ранее Дивиера.
По окончании первой экспедиции капитан-командора Беринга в Камчатку, правительство нашло необходимым учредить в Охотском порту особое управление, и устроить при устье р. Охоты порт. Дельных администраторов в Сибири не было и Беринг указал на Скорнякова-Писарева, как на человека подходящего и способного, тем более, что, находясь при постройке Ладожского канала, он хорошо изучил инженерное и водное искусство. 23 апреля 1737 г. Скорняков-Писарев был назначен командиром в Охотск, причем ему назначено 300 p. жалованья в год и поручено, главным образом, заселить Охотск, завести там верфь, устроить пристань, построить суда и приложить старание о развитии там хлебопашества.
Скорняков-Писарев был, действительно, человек очень способный и умный, но, вместе с тем, вздорный, неуживчивый, без всяких нравственных правил, не чистый на руку. Вскоре по прибытии в Охотск, у него начались пререкания с Берингом и капитаном Шпанбергом, возникли недоразумения с подчиненными, посыпались жалобы и доносы.
Он предавался пьянству и разврату, брал взятки, не выдавал служащим жалованья, был жесток до зверства и т. п. Слухи о бесчинствах Писарева дошли, наконец, до императрицы и 13 апреля 1739 г. последовал указ: «На место в Охотске командира Григория Скорнякова-Писарева, определить из ссылочных Антона Дивиера, а жалованье давать по тому ж, как определено Скорнякову-Писареву». Отправляя Дивиера в Охотск, сибирский приказ предписал ему «по прибытии в Охотск, сменить Писарева, и поступать во всем по его инструкции.
А Писарева, по смене, держать под арестом, а о доносах Беринга, Шпанберга, и его, Писарева, друг на друга, исследовать накрепко». Когда именно приехал Дивиер в Охотск, неизвестно, но первое донесение его оттуда было послано в ноябре 1740 г. Он нашел Охотский порт и команду в самом бедственном положении: «люди претерпевали голод, малым пропитанием едва дни живота своего препровождали». С обычной своей энергией и добросовестностью Дивиер принялся за устранение беспорядков и злоупотреблений и приведение в порядок вверенного ему дела. Он употребил все средства порта на постройку необходимых зданий и судов, снарядил Беринга всем нужным для его второй экспедиции и даже завел школу, которая впоследствии послужила основанием штурманскому училищу сибирской флотилии.
Арестовав, по вступлении своем в должность, Писарева, он описал его имущество, продал часть с аукционного торга и вырученные деньги употребил на удовлетворение команды жалованьем, которого она не получала несколько лет. При следствии, Дивиер раскрыл все злоупотребления своего предшественника и донес о них сенату.
Донесение это было получено в Петербурге за несколько дней до вступления на престол Елисаветы Петровны и послужило им обоим в пользу.
Императрица вспомнила о них и 1 декабря 1741 г. состоялся именной указ: «Обретающимся в Сибири Антону Дивиеру и Скорнякову-Писареву вины их отпустить и из ссылки освободить.» Указ этот был получен в Охотске 26 июня 1742 г., а 11 июля Дивиер сдал свою должность и выехал в Россию.
По приезде в Петербург, высочайшим указом 14 февраля 1743 г. ему возвращены чин генерал-лейтенанта, орден Александра Невского и графское достоинство, с назначением снова генерал-полицеймейстером, а 15 июля следующего года он был произведен в генерал-аншефы.
Кроме того, императрица пожаловала ему 1600 душ крестьян, из имения Меншикова, и Ревгунский погост 180 дворов.
Но Дивиеру не долго пришлось пользоваться возвращенными ему благами жизни. Пятнадцатилетние страдания и лишения совершенно надломили его здоровье; он постоянно хворал и умер 24 июня 1745 года. Тело его погребено на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры, но теперь уже нельзя отыскать его могилы. {Половцов} Дивиер, граф Антон Мануилович (di Vier, год рождения неизвестен) — сын португальского еврея, переселившегося в Голландию.
Служа юнгой в голландском флоте и находясь в 1697 г. на корабле, которым командовал Петр Великий во время морских маневров, устроенных для него голландскими бургомистрами, Д. своей ловкостью и расторопностью обратил на себя внимание Петра и был взят к нему в пажи. Успев скоро приобрести расположение государя, Д. был сделан царским денщиком, а затем, быстро возвышаясь, достиг, в 1718 г., чина бригадира и звания генерал-адъютанта.
Он сделал предложение сестре Меншикова, Анне Даниловне, страстно влюбившейся в красивого португальца; но Меншиков грубо отверг его искательство.
Тогда Д. соблазнил свою невесту и после этого вторично просил ее руки. Оскорбленный Меншиков велел своим слугам схватить Д. и бить его насмерть.
С трудом вырвавшись из их рук, Д. бросился с жалобой к царю. Петр принял его сторону и велел Меншикову немедленно обвенчать сестру с Д. В 1718 г. д. был назначен на вновь учрежденную должность генерал-полицеймейстера в СПб., причем он был подчинен непосредственно сенату и ему дана составленная самим Петром инструкция.
Приведение в благоустройство новой столицы было делом нелегким.
Петербург того времени представлял собой не что иное, как окруженное лесами болото, среди которого пролегали местами непроходимые от грязи и ночью совершенно темные улицы, с разбросанными на обширном пространстве и наскоро сколоченными хижинами.
Состав населения, доходившего до 35000 человек, был самый разнообразный: рабочие и мастеровые, насильно согнанные со всех концов России; мелкие торговцы; солдаты; иностранные шкиперы и матросы; колодники, разношерстный сброд, искавший заработка и наживы, и т. п. Пьянство, разврат, воровство, насилия и грабежи были обычным явлением.
По словам голштинского камер-юнкера Бергхольца, жившего в Петербурге в конце царствования Петра Великого, Д. славился своей строгостью и одно имя его приводило городских обывателей в трепет.
Императрица Екатерина I особенно благоволила к Д., жена которого состояла при ней гоф-фрейлиной. 24 октября 1726 г. он был возведен в графское достоинство, а 27 декабря того же года назначен сенатором, с оставлением в должности ген.-полицеймейстера.
Когда против замыслов Меншикова относительно брака будущего императора (Петра II) с его дочерью образовалась целая партия, Д., предвидя, что смертельный враг его, породнившись с императором и достигнув неограниченной власти, не даст ему пощады, поспешил примкнуть к этой партии.
Меншиков, добившись от Екатерины I завещания в желательном для него смысле, поспешил одним ударом покончить со своими врагами.
Прежде всех, 26 апреля 1727 г., был арестован Д., и для суда над ним назначена особая комиссия.
Подвергнутый жестокой пытке, он выдал всех своих товарищей.
По приказанию Меншикова комиссия окончила дело в десять дней. В докладе, представленном ею, подсудимые были обвинены в том, что «дерзали определять наследника престола по своему произволу и замышляли противиться сватанью великого князя, происходившему по Высочайшей воле». За несколько часов до кончины Екатерина подписала указ о наказании виновных.
Д. был приговорен к лишению чинов, чести, имущества, публичному наказанию кнутом и ссылке в Сибирь.
Приговор был немедленно приведен в исполнение без всякого милосердия, а местом ссылки Д. и его приятеля генерал-майора Скорнякова-Писарева назначено Жиганское зимовье, в Якутской области, в 9000 вер. от Петербурга.
Ссыльные были совершенно отрезаны здесь от всего мира, нуждались во всем необходимом, по целым месяцам должны были питаться одним хлебом и рыбой и даже редко могли видеться друг с другом, потому что сторожившему их караулу было строго приказано не допускать общения их с кем бы то ни было. Падение Меншикова, смерть Петра II и восшествие на престол Анны Ивановны прошли для Д. бесследно.
В 1731 г., по окончании первой экспедиции Беринга на Камчатку, правительство нашло необходимыми учредить в Охотском остроге особое управление, независимое от Якутска, и устроить при устье реки Охоты порт. По указанию Беринга, главным командиром Охотска был назначен Скорняков-Писарев; но, приехав на место, он предался пьянству и разврату, брал взятки, морил голодом команду и т. п. Между ним, Берингом и якутским воеводой Жадовским возникли пререкания и ссоры, дошедшие наконец до Петербурга. 13 апреля 1739 г. последовал указ о назначении командиром в Охотске Д., которому велено исследовать действия его предшественника.
Д. арестовал Скорнякова-Писарева и с обычной своей энергией и добросовестностью принялся за устранение беспорядков и злоупотреблений.
Он употребил все средства на постройку необходимых зданий и судов, снарядил всем нужным Беринга для его второй экспедиции и завел Школу, которая послужила основанием Штурманскому училищу сибирской флотилии.
Школа эта существовала сто лет и была рассадником образования для всего сев.-вост. края Сибири.
Донесение Д. о злоупотреблениях Скорнякова было получено в сенате за несколько дней до восшествия на престол Елизаветы Петровны.
Прочитав его, императрица вспомнила о них обоих и приказала освободить из ссылки.
Указом 23 апреля 1743 г. Д. были возвращены чины, орден и графское достоинство, с повелением по-прежнему исправлять должность ген.-полицеймейстера, а 24 декабря того же года ему пожалованы 1800 душ из отписных имений Меншикова. † в 1745 г. См. «Первый петербургский генерал-полицеймейстер», С. Шубинского («Исторический Вестник», 1892, май); «Словарь русских достопамятных людей» Бантыш-Каменского, ч. 2; «Петербургская старина» Пекарского («Современник», 1860, июнь); «Дивьер и Скорняков-Писарев в ссылке» Сгибнева («Русская Старина», 1876, февраль).
С. Н. Ш. {Брокгауз} Дивиер, граф Антон Мануилович генер.-майор с 6 янв. 1725 г., ген.-пор. с 27 дек. 1726 г., генерал-полициймейстер с 1718 г., с 1727-41 г. в Сибири, в ссылке, возведен Елизаветою в графское достоинство и в чин полн. генерала, † 24 июня 1745 г.; р. 1674 г. Дополнение: Дивиер, граф Антон Мануйлов., 29 окт. 1717 г. в звании генер.-адъют., зачислен капитаном Преображ. п. По дневнику Ханенка, † 28 июня 1745 г. и погребен 1 июля. {Половцов}