Биография Алиханов Сергей Иванович

(род. 29.09.1947 в г. Тбилиси) — окончил Грузинский ин-т физкультуры.
Стихи Сергея Алиханова печатались и печатаются в журналах «Новый мир», «Знамя», «Юность», «Мы», «Москва», «Наш современник», в американском «Новом журнале», в израильском журнале «22», в альманахах «Поэзия», «День поэзии», в газетах «МК», «Новая газета», «Неделя» и др. Вышли книги стихов Сергея Алиханова: «Голубиный шум» («Советский писатель», 1980 год), «Долгая осень», стихи и стихотворные переводы («Мерани», 1987 год), «Лен лежит» («Советский писатель», 1989 год), «Блаженство бега», однотомник («Известия», 1992 год). На слова Сергея Алиханова написаны сотни эстрадных песен и вышло множество пластинок, компакт-дисков и кассетных альбомов.
Всенародной любовью пользуются песни на его слова: «На высоком берегу, на крутом», «Лунная дорожка» — музыка Юрия Антонова, «По ниточке, по ниточке ходить я не желаю» — музыка Владимира Шаинского.
Песня на слова Сергея Алиханова в исполнении Димы Билана «Ты должна рядом быть» признана лучшей песней 2005 года, песни «Я так хотел», «Ночь без тебя», «Не скучай, бедный ангел», — возглавляют музыкальные чарты. Творчеству Сергея Алиханова канал РТР (студия «Лад») посвятил часовой фильм, который неоднократно показывался по центральным каналам.
Стихи Сергея Алиханова вошли в поэтические антологии ХХ века — «Строфы века-1» и «Строфы века-2», переведены на иностранные языки. Сергей Алиханов пишет прозу — по его повести «Клубничное время» студией «Ren-ТV» снят 14-серийный фильм «Игры в подкидного». Повесть «Свистишь-престиж», роман «Оленька, Живчик и туз» опубликованы в журнале «Континент». Сергей Алиханов — автор романа «Гон», вышедшего в издательстве «Книжная палата» в 2000 году и переизданного в издательстве «АСТ» в 2001 году. В этом же издательстве вышла книга рассказов и повестей Сергея Алиханова. 2003 году в издательстве «ТЕРРА» вышел том избранной прозы Алиханова «Клубничное время». Критические статьи, интервью с Сергеем Алихановым выходят на страницах «Литературной газеты», «Новой газеты», «Континента», «Книжного обозрения», «Ноева Ковчега», отечественных и американских сетевых изданий.
На сотнях сайтов Интернета — стихотворные подборки, романы, статьи и песни Сергея Алиханова.
Поэзия Сергея Алиханова архаична и новационна одновременно.
Он не забавляется формальными экспериментами, не бросает смысла и содержания в жертву метафоре или интеллектуальному коллажу.
То новое, что он вносит в поэзию, — это ощущение особой ностальгической атмосферы, свойственной людям, чье существование происходит среди дорогих им развалин.
Руины, развалины, пейзаж разрушения — вот тот материал, из которого строится поэзия Алиханова.
Особенно замечательным кажется мне стихотворение о «сталинском» ресторане на горе Ахун возле Сочи, где почти с обонятельной и осязательной остротой воспроизведены детали угасшего имперского кутежа, его герои и изверги, которые могли в любую минуту поменяться местами.
Что касается традиционной «скованности» («Но я законное звено, мне это счастие дано» Ходасевич) поэзии Алиханова с золотой цепью русской поэзии, то оно самоочевидно.
Он учился у Ходасевича, Кузьмина, Мандельштама — и очень важно, что он всматривался в более близкие зеркала — Слуцкого, Межирова и особенно, конечно, в магическое зеркало Иосифа Бродского.
Существенно при этом то, что он не стал эпигоном, сильная натура человеческая и поэтическая вынесла наверх собственную интонацию.
Долгое время стихи Алиханова дозировались нашими журналами и издательствами с аптекарской скупостью.
Это была беда не одного только Алиханова, — слава богу! — она устранена.
Евгений Рейн У Сергея Алиханова за стихами не меньше, чем в стихах.
Его мысли не существуют отдельно (для слова, для рифмы), они идут из жизни, проходят сквозь промежуток стиха и дальше идут в жизнь. Так корни деревьев на обрыве реки обнажаются, провисают в воздухе и снова уходят в почву. Беспрерывность мысли, беспрерывность чувства.
Много лет мы бродили с Алихановым по берегам северных рек, смотрели в костер и слушали, как шумит северное небо, полное холода, мрака и бледных сияний.
Нас породнила не корысть и не взаимная выгода, наоборот — безлюдье и затерянность в бесконечности.
Север честнее многолюдной земли, там одинокий — взаправду одинок… Зато ты остаешься наедине с самим собой, ты, как в детстве, радуешься на дне рюкзака пакету дешевых конфет, радуешься солнцу после унылых дождей, радуешься — загорелось мокрое дерево в костре, радуешься звуку далекой моторной лодки и кричишь: «Человек! Человек!». Вот, сутулясь под огромным мешком, идет берегом реки поэт Сергей Алиханов и тащит на веревке груженую байдарку.
Под солнцем блестят мокрые камни, ревет большой порог, крутит воронки с хлопьями пены… Вот с охапкой хвороста по серым песчаным отмелям Припяти опять идет Сергей Алиханов, а над ним пронзительно кричат и мечутся болотные чибисы.
Под зеленым дубом горит наш последний осенний костер, а мы не знаем, что последний.
Мы не знаем, что впереди чернобыльский год… чернобыльские века… Мы смеемся и, разливая в стаканы прощальное вино, Алиханов читает нам стихи о своей очередной незнакомке, на которой он обязательно (так он уверяет) женится! Я люблю его за это. Он никого не обманывает, потому что он поэт и великодушно предоставляет другим право обманывать его. Нет, он не наивен, его холодный проницательный ум вдруг просыпается и находит неожиданные точные слова. Его стихи похожи на стихи инопланетянина, попавшего на Землю, Алиханов смотрит на мир с какой-то особенной точки. Он все умеет — водить машину и моторную лодку, быстро развести под дождем костер, ощипать и разделать глухаря, засолить лосося, согреть остатками костра землю, чтобы не спать на сырой, но главное — он умеет видеть то, чего не видят другие.
Игорь Шкляревский («Московский комсомолец») Мне нравится в Алиханове то, что он отдает все силы самой тяжелой борьбе — борьбе с самим собой, чтобы добраться до слова — синонима чувства.
Евгений Евтушенко («Комсомольская правда») Интонации стихов Сергея Алиханова отмечены печатью изящества и формальной культуры.
Это — не удивительно, потому что талант Алиханова обрел свои очертания в Тбилиси, в городе, где каждому поэту помогают две великие поэтические стихии — русская и грузинская.
Алиханов умеет быть ироничным не только к миру, но и к себе, — свойство, которое редко встречается у лириков.
У него в стихах есть резкость взгляда на жизнь, смелость речевых оборотов, естественность изложения.
Станислав Куняев («Дом под чинарами») Символ поэзии — крылатый конь Пегас — означает, что текст, отпечаток на бумаге — это удар копытами, после которого начинается полет до следующей строки, до нового соприкосновения взгляда читателя с текстом.
В этот миг возникают чувства и сопереживания, и чем сильнее они, тем выше взлетает Пегас. Поэзия в самом полете — от строфы к строфе, вне написанного, вне текста, в парении крылатого коня. Если слова облеплены пространством, если в восприятии читателя возникает гул времени, если за стихотворной формой, строгим строем, возникает нечто неопределимое и в то же время явственно ощущаемое — значит перед нами явление, наиболее точно выражаемое крылатым символом.
Полет Пегаса происходит в небесах воображения, в просторах сопереживания и собственной, обострившейся после пронзительного прочтения, памяти.
Сергей Алиханов — автор нескольких книг стихов, многих песен, его проза — рассказы, повести, романы — печатается в журналах, выходит многочисленными отдельными изданиями.
Стоит открыть «Rambler» или любую другую поисковую программу и набрать его имя, и тут же появятся тысячи сайтов.
Сергей Алиханов — истинный поэт, и каждый читатель, и пользователь — может сам легко в этом убедиться.
Рауль Мир-Хайдаров Мы часто забываем, что Слово — не мертвый знак, не ритуальный звук, не мелкая монета, которой мы оплачиваем счета своих нужд — социальных, бытовых и эмоциональных.
Слово — живой образ, сквозь который нам сияет царство абсолютных ценностей, царство Свободы.
Да и само понятие у нас обмирщилось и понесло на себе гнет социальной зависимости.
Мы — увы! — словесно нездоровы.
В нас слишком много хаотических темных омутов и застойных вод, не очищенных от мутной ряски усилиями Слова, Культуры, и поэтому бередящих наше подсознание, которое нет-нет да и выйдет на поверхность в формах уродливых и мертвых. «Это варварство нас заливает, как дождь» — сказал об этом Сергей Алиханов — поэт внятный, но не рассудочный, сложный, но не сконструированный, глубокий, но не надуманный, вольно дышащий, но не спекулирующий на нынешней конъюнктуре вседозволенного вольнодумства.
Живородящее слово его таланта несет нам весть об истинной свободе творчества и свидетельствует о том, что как трагедия родилась из духа музыки, так и поэзия все еще помнит ту древнюю магию заговоров и песен, из которых она вышла. Олеся Николаева Имя Сергея Алиханова на слуху, но в гораздо большей степени на слуху песни на его слова — «На высоком берегу, на крутом», «Лунная дорожка», «Ожившая кукла», «Красный закат» и многие другие.
Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать. Чему-чему, а ожиданию нас эпоха научила крепко.
Сергей Алиханов долго ждал своих книг. Ждал их и я. И то, что мы их наконец дождались, свидетельствует, что жизнь поэта проходит не зря, что ее нельзя затушевать, нивелировать.
Рукописи в самом деле не горят, они только дожидаются, иногда очень долго, своего часа. Юрий Антонов Я хорошо запомнил Алиханова той, страшной для него, поры — конца 1970-х начала 1980-х годов. Нищий, оборванный, в какой-то латанной кургузой курточке зимой; его не издают, ему не светит ничего; бывший завсегдатай «Арагви» с «Интуристом», жрал одни макароны, а когда они кончались, звонил с одной щемящей просьбой: «Накорми». Его, огромного, вечно голодного, ломало и качало на ветру. Но он, выбрав какой-то свой сектор свободы твердо, чем и рождал симпатию при всех своих часто неподобающих в приличном кругу качествах, клонясь все ниже, все же на поклон не шел, а шел своим крестным путем. Оставив главную гордыню все же за собой, он хотел дойти до денег поэтически, — и все-таки дошел, положив на это столько крови, жизни и достоинства, сколько не клал на моей памяти никто другой.
Когда он стал успешен в жизни, мой интерес к Алиханову, когда-то поражавшему меня своим не походившем ни на что путем, иссяк совсем.
И тут случилось то, что он опять меня, как в дни далекой молодости на бильярде, обманул и обыграл.
Случайно вдруг мне попадаются его стихи в одной опять, как при коммунистических зажимах на него, заштатной газетке.
Я их читаю и с невольно растаможенной слезой во взгляде вижу, что все время, сколько мы с ним не встречались, он, не покладая ни на миг рук, напрягал свое уже вошедшее в кровь ему — и времени — перо. И я был вынужден признать, что мой старый-престарый друг, с которым наши стези разошлись совсем, которому судьба судила охлебать не совместимые ни с каким упитанным приличием кучи дерьма — остался, может быть, единственным на всем продавшемся теперь кругом кону поэтом, которого можно, не кривя душой, читать.
Александр Росляков («Опасная ставка», «День») Сергей Алиханов слишком естествен для того, чтобы быть модным.
Олег Хлебников («Новая газета») Почти на всех стихотворениях Сергея Алиханова лежит печать неторопливого раздумья; слово появляется тогда, когда мысль уже как бы утвердилась в себе самой, обрела законченную форму. Многое, слишком многое в современной жизни требует переосмысления.
Привычные понятия — «отчий дом», » родные» приобретают чуть ли ни метафорический смысл. По нарастающей идет подспудный, глубинный пересмотр многих устоявшихся представлений о мире. Техника, ставшая бытом, информатика, с который мы находимся в постоянном контакте, если не сказать — общении, ныне прямо воздействует на бытие, на отношение человека с человеком.
И в происходящем сейчас пересмотре понятий и значений поэт находит свое призвание.
Виктор Коркия («Литературное обозрение») В «Новом мире» (№ 12, 1999) напечатано стихотворение о любви. Автор — Сергей Алиханов.
Стихами о любви нас не удивишь, скажите.
Да, конечно.
Любовь — сфера, в которой мы наименее зависим от общества.
Люби, покуда любиться, и все тут. Поэтому и стихов много. «Ты пройдешь, болтая про любовь». Однако удачи в любовно-поэтическом жанре редкость.
Немногие способны одолеть расстояние от эмоции до стиха. И строку не диктует чувство.
И фальшь не укрывается от читателя.
Короче, не веришь в любовь этих стихотворцев.
А вот Алиханову веришь.
Однажды в мае, в электричке, Где свет мелькал на сквозняке, Я вышел в тамбур, чиркал спички, И коробок чихал в руке. На голос слева оглянулся, Взгляд справа на себе поймал.
Заговорил, перемигнулся, И телефончик записал.
Уже под осень постирушку Я начал, вывернул карман, И тамбурную хохотушку Вдруг вспомнил, закрывая кран. Я номер накрутил с ухмылкой, Разговорил ни без труда. И к ней отправился с бутылкой, И задержался навсегда. 16 строк. Сказал бы: замечательно, да эпитет стерся от хождения, как подошва.
Все равно скажу: за-ме-чательно.
Безукоризненно по вкусу. Точно. Сдержанно.
Без заносчивости.
Не выискать фальшивых нот. Нету. Часто стихи написаны так, что к смыслу продираешься, точно сквозь пробку на Садовом кольце.
Здесь все просто.
Алиханов увлек нас от витрины ювелирных изделий, которые не слишком нужны. Увлек к правде.
И — не думая о том — дал возможность вышить по его канве личный узор. Каждый может. «Однажды в мае, в электричке». Этот размер не отвлекающий.
Четырехстопный.
Допотопный. «Я помню чудное мгновенье». Игорь Холин говорил мне, что современный человек не способен чувствовать так, как Пушкин чувствовал.
Холин даже написал что-то вроде пародии: Я мню дное венье Передо вилась ы Вот, мол, что оставил ХХ век от чудного мгновенья.
Оскал зубовный: ы-ы! Пародия — это сатира.
Алиханов подошел к теме как чистый лирик. Ни с кем не споря. Не решая задач формальных.
Тамбурная хохотушка — его чудное мгновенье.
Сегодня.
Сейчас. Давшей в электричке телефончик отводилась роль мимолетного приключения.
Развлечения.
Обернулось судьбой.
Любовью.
Этого слова нет: тоже стерлось.
Случайная встреча… Забыл, вдруг вспомнил… С ухмылкой… И задержался навсегда.
Владимир Приходько («Московская правда»)