Биография Алексеев Евгений Иванович

— генерал-адъютант, адмирал.
Род. в 1845 г.; окончил курс в Морском корпусе.
Был военно-морским агентом в Париже; командовал крейсерами; состоял помощником начальника главного морского штаба; в 1895 г. командовал эскадрой Тихого океана; в 1898 г. был назначен главным начальником Квантунской области и командующим морскими силами на Дальнем Востоке, в 1903 г. — Наместником Его Величества на Дальнем Востоке.
В состав наместничества вошли Амурское генерал-губернаторство и Квантунская область;
Наместнику предоставлена вся гражданская власть в наместничестве и дано право самостоятельно вести дипломатические сношения с соседними государствами (Китаем, Кореей и Японией) по делам наместничества.
Главная квартира А. была назначена в Порт-Артуре.
А. покровительствовал эксплуатации естественных богатств Маньчжурии русскими, что вызывало недовольство китайцев и японцев. 28 января 1904 г. А. назначен главнокомандующим армиями и флотом, с сохранением должности Наместника.
С самого начала военных действий у А. обнаружились сильные разногласия с ген.-адъютантом Куропаткиным, как командующим войсками Маньчжурской армии; А. отстаивал систему агрессивных действий, тогда как ген. Куропаткин склонялся к плану оборонительной кампании.
После высадки японцев в Бицзыво (22 апр.) А. перенес свою главн. квартиру в Ляоян. 11 октября 1904 г. А. уволен согласно прошению от должности главнокомандующего (которая передана Куропаткину), но с сохранением звания Наместника на Дальнем Востоке, причем в Высочайшем рескрипте ему была выражена благодарность за «многосложные труды по формированию войсковых частей Наместничества, по сосредоточению их в районе военных действий и за высшее руководство вооруженными силами на Дальнем Востоке в тяжелый начальный период войны». Вслед за тем А. оставил Дальний Восток и прибыл в Петербург.
См. Японско-Русская война. {Брокгауз} Алексеев, Евгений Иванович — генерал-адъютант, адмирал, член Государственного Совета, бывший наместник Его Императорского Величества на Дальнем Востоке и в первую половину русско-японской войны 1904-1905 гг. — главнокомандующий всеми вооруженными силами, действовавшими против Японии, род. 11 мая 1843 г. и в 1856 г. определен в Морской Кадетский Корпус, из которого был выпущен гардемарином в 4-й флотский экипаж, 4 мая 1863 г. Через 5 дней после этого, 9 мая 1863 г., А., на корвете «Варяг», отправился в первое свое кругосветное плавание, из которого вернулся лишь 2 июля 1867 г. и на следующий же день, 3 июля, был произведен в лейтенанты.
После двух лет службы на берегу А., 14 июня 1869 г., вновь отправился в плавание на клипере «Яхонт», под флагом контр-адмирала.
Бутакова, на этот раз в Средиземное море. В водах его и Атлантического океана А. плавал почти непрерывно 9 лет на разных судах (кл. «Жемчуг», фрегаты «Кн. Пожарский» и «Светлана», шхуны «Соук-Су», «Псезуапе» и «Келасуры», корветы «Аскольд» и «Богатырь» и пароходы «Цимбрия» и «Jazo»), под командою различных лиц (Геркена, Басаргина, Бутакова, Вел. Кн. Алексея Александровича, Тыртова, Григораша, Корнилова, Шафрова, Гриппенберга и Ломена). 23 окт. 1878 г. А. был командирован в Америку для принятия строившегося там нашего крейсера «Африка». Назначенный 18 ноября 1878 г. командиром этого судна, А. вошел с ним в состав эскадры генерал-адъютанта Лесовского, сосредоточившийся в водах Тихого океана на случай войны нашей с Китаем.
Эта военно-политическая демонстрация удалась блестяще: война была предотвращена, и А. мирно плавал с «Африкой» у берегов С. Америки, в водах Атлантич. океана, Немец. и Балт. морей до 23 июня 1879 г., причем за деятельное участие в тушении пожара на пароходе «Sutania» в Копенгагенском порте награжден был датским королем командорским крестом ордена Данеброга.
Отдых в отечественных водах был непродолжителен, и 20 мая 1880 г. А. отправился с «Африкой» во второе свое кругосветное плавание.
По возвращении из него 10 июня 1883 г. А., как отлично зарекомендовавший себя морской офицер, был назначен в октябре того же года агентом нашего морского министерства во Франции.
Там в это время строился наш крейсер «Адмирал Корнилов». Произведенный 13 апр. 1886 г. в капитаны I ранга, А. был назначен командиром этого судна, с оставлением в должности морского агента, в 1888 г. принял его с верфи, привел в Россию и в следующем же году, 1 авг. 1889 г., ушел с ним в заграничное плавание, продолжавшееся два года (по 19 авг. 1891 г.). По окончании его, произведенный в контр-адмиралы, А. был назначен 1 янв. 1892 г. на должность помощника начальника Глав. Морск. Штаба. На этом посту он оставался 3 года и 1 янв. 1895 г. был назначен начальником эскадры Тих. океана.
Произведенный 13 апр. 1897 г. в вице-адмиралы, А. в августе того же года был назначен старшим флагманом Черноморской флот. дивизии.
Между тем на Д. Востоке назревали чреватые последствиями события. 15 марта 1897 г. занят был нами Квантун с Порт-Артуром.
Событие это еще более обострило наши отношения с Японией, ставшие натянутыми со времени вмешательства России в распрю Китая с Японией из-за Кореи. В то же время занятие Киао-Чао Германией, а Вей-ха-вея Англией, явно подстрекавшей Японию к агрессивным действиям против нас, создавали сложную политическую обстановку, грозившую ежечасно конфликтами на почве возможного, казалось, в близком будущем раздела великой срединной империи.
Во главе наших сил на новой окраине в это время нужно было поставить лицо, обладающее большим политическим тактом, широким государственным умом, личным авторитетом, знанием Д. Востока и твердой волей. Выбор пал на адм. А., который Высоч. приказом по мор. вед. 19 авг. 1899 г. и был назначен главным начальником и командующим войсками Квантунской области и морск. силами в Тих. океане.
Это назначение составило перелом в жизни и службе А.: с палубы военного корабля, на которой они до сих пор протекали, он перешел на широкую арену государственной политической деятельности.
Ближайшие же события оправдали этот выбор. В начале 1910 г. в Китае вспыхнуло восстание «боксеров», направленное против иностранного вмешательства, грозившего целости и самостоятельному бытию страны.
Фанатизм восставших, подогретый первоначальными успехами над отдельными европейцами, их маленькими поселениями и форпостами, увлек не только народные массы Китая, но склонил к содействию им и китайское правительство, сосредоточившее в окрестностях Пекина и Тяньцзиня значительную часть своих регулярных войск. Иностранные дипломатические миссии в Пекине были осаждены разъяренной чернью, и им с минуты на минуту грозила гибель.
Единственный путь, по которому на выручку их могли быть двинуты войска, запирался кр. Таку, комендант которой явно склонялся на сторону боксеров, и укреплениями Тяньцзиня, уже захваченными ими. Чтобы спасти положение, которое могло стать безнадежным для всех заинтересованных в Китае держав, надо было быстро принять надлежащее решение и энергично его осуществить.
Прежде всего надо было открыть себе путь через Таку, и потому А. предъявил его коменданту ультиматум о передаче европейцам нескольких фортов, господствовавших над входом в р. Пейхо. Когда же это требование было им отвергнуто, А. не побоялся взять на себя ответственность силой овладеть этими фортами и, склонив к тому адмиралов других иностранных эскадр, стоявших пред Таку, блистательно выполнил это в ночь с 3-го на 4-е июня 1900 г. Этот первый успех произвел большое моральное впечатление и на китайцев, почуявших в «рыжих дьяволах» грозную силу и решимость бороться, и на европейцев, растерявшихся было пред неожиданно налетевшей грозой «от стен недвижного Китая». Через день после взятия Таку, 6 июня, Государем Императором возложено было на А. главное руководство нашими военно-сухопут. и морскими силами, действовавшими в Печилийской провинции и в заливе того же названия.
Возникало намерение объединить в лице А. все разноплеменные войска, действовавшие против боксеров.
Так, военный министр писал А-ву 24 июля 1900 г.: «Государь Император, имея полное доверие к вашим высоким дарованиям, энергии и характеру, признает весьма желательным, чтобы войска других держав на Печилийском театре были подчинены вашему общему руководству… Предварительные переговоры об этом начаты в Петербурге…» Однако успехом они не увенчались, т. к. наше министерство иностр. дел признавало желательным, чтобы руководительство войсками разных наций, собранными в Печилийской провинции, принадлежало коллегиальному установлению с председателем, выбираемым по очереди.
Но «война не конгресс» — и, конечно, на это никто не согласился.
В результате восторжествовала Германия, и для руководства военными операциями в Китае вызван был из Берлина ее фельдмаршал Вальдерзее.
Однако он прибыл на театр военных действий уже после взятия Пекина, т. е. тогда, когда кризис миновал, события шли к их логическому концу и восстание, подавленное в Тянь-цзине и Пекине, лишенное поддержки богдыхана и его правительства, постепенно гасло. События разыгрались быстрее, чем это можно было ожидать вначале, и этой спасительной быстротой они в значительной степени обязаны энергии А-ва, проявившего себя искусным дипломатом и решительным военачальником.
После взятия Таку на очередь встало овладение Тянь-цзином.
Посланный туда для спасения европейских концессий от разгрома наш 12-й Вост.-Сиб. стр. полк хотя и подоспел в Тянь-цзинь вовремя, но был там заперт сам полчищами боксеров и китайских регулярных войск, открыто примкнувших к восстанию.
Нужна была быстрая энергичная выручка.
Между тем среди союзников, стоявших под Тянь-цзином и не объединенных еще общим командованием, не было согласия, шли «местничество» и раздоры, лишавшие возможности планомерных действий.
Тогда, в половине июня, под Тянь-цзин прибыл А. и, не имея никаких официальных полномочий, только силой своего нравственного авторитета сумел объединить контингента иностранных держав под своим начальством и добился соглашения для совместной атаки Тянь-цзина. Она была произведена на рассвете 30 июня, под руководством А-ва, который под огнем противника наблюдал за ходом боя с вала арсенала, и увенчалась успехом.
Боксеры потеряли не только главный свой оплот в Печилийской провинции и хорошо оборудованную базу, но и моральный свой авторитет среди населения и регулярных войск. Со взятием Тянь-цзина путь на Пекин, для выручки посольств и подавления мятежа в его очаге, был открыт.
И на долю А. выпали сложные заботы по подготовке этой экспедиции в сердце Китая. В ряду их была одна, весьма щекотливого свойства.
Это — исправление и эксплуатация ж.-д. линии Тонгку — Тянь-цзинь. Сперва это дело было поручено советом адмиралов американ. капитану Вице, но у последнего не было для этого достаточно средств, и работа шла очень медленно.
С прибытием нашей ж.-д. полуроты работа пошла быстро и велась исключительно нами. Однако англ. адм. Сеймур потребовал передачи этой дороги обратно ее прежней администрации из англичан и китайцев.
Цель требования была ясна. Тот, кто владел дорогой, влиял самым решительным образом на ход военных операций и подготовку их. Англичане же все время добивались этого преобладающего влияния.
А. с твердостью отклонил это требование, заявив, что в силу военных обстоятельств дорога должна быть в одних руках и у того, кто имеет больше средств для исправления, эксплуатации и охраны линии, т. е. в наших. Сеймур возражал, указывая, что англичане ожидают из Индии и войска, и инженеров, и специалистов.
Так как те и другие могли прибыть не скоро, а наша ж.-д. полурота могла начать эксплуатацию дороги немедленно, то А. потребовал категорически, чтобы она была немедленно передана в наше ведение, без чего немыслимо безопасное и правильное движение поездов при массовой перевозке войск. На состоявшемся по этому вопросу совещании адмиралов Сеймур хотя и продолжал настаивать на своем прежнем требовании, но твердость поведения А. и сила его доводов были столь внушительны, что совещание решило передать всю линию до окончания военного времени в наше ведение.
Принимая во внимание крайнее разнообразие в численности контингентов держав, действовавших в Китае, различие целей, преследуемых правительствами этих держав, трудность объединить начальство над случайно собранными здесь войсками и опасаясь, что движение на Пекин может служить сигналом к восстанию всей страны, А. считал эту операцию рискованной, осуществимой лишь при наличности 25-тысячн. корпуса с осадным парком и полагал весьма важным для наших интересов найти возможность войти в переговоры с пекинским пр-ством для прекращения смуты и избежания бесполезного кровопролития.
К тому же он считал Манчжурский театр воен. действий более важным, чем Печилийский, т. к. на нем сосредоточивались непосредственно наши общие, а не случайные и частичные государственные интересы: укреплявшийся Порт-Артур, Кит.-Вост. ж. дорога, русские поселения и русское влияние в арендованном крае. Опасаясь за беззащитный еще П.-Артур и Манчжурию, он принял на свою ответственность две серьезных меры. Во-первых, после многих случаев проявления враждебных к нам чувств со стороны властей соседнего П.-Артуру города Цзинь-чжоу, опасаясь вредного влияния их на местное китайское население, А. упразднил автономию этого города, заняв его 14 июля русскими войсками, взорвав ворота города, переведя китайские власти в Артуре и начав укрепление Цзиньчжауской позиции.
Во-вторых, для обеспечения спокойствия в Манчжурии он занял с боя Нью-Чжуан (Инкоу), бывший гнездом боксерского восстания, и ввел в нем русское управление.
Донося об этом в СПб., А. сообщал, что «вынужденное и, может быть, преждевременное занятие Нью-Чжуана согласуется с нашими требованиями, ибо обеспечивает наш морской путь Порт-Артур — Нью-Чжуан, взамен ж. д., ставшей в последнее время не совсем надежной коммуникационной линией, вследствие постоянных разливов и производимых на нее покушений мятежников». Вообще А. зарекомендовал себя в этих чрезвычайных событиях искусным, настойчивым и твердым в достижении целей дипломатом, осторожным и дальновидным, но в то же время энергичным полководцем, не боявшимся ответственности за проявление инициативы.
Между тем положение его было очень трудное.
Хотя Высочайшей волею на него и было возложено главное руководство нашими воен. сухопут. и мор. силами, действовавшими на Печилийском театре войны, причем было выражено полное Монаршее доверие к его «высоким дарованиям, энергии и характеру», однако тогдашний воен. м-р генерал Куропаткин хотел играть роль главнокомандующего и из СПб., путем всеподданнейших докладов и личных от себя директив и указаний, все время вмешивался в руководство А-вым военными операциями.
Так, во всеподданнейшем докладе 30 июня 1900 г. он признает «настоятельно необходимым определенно указать адм. А., что вверенные его командованию войска назначаются преимущественно для действий на главном в настоящее время Печилийском театре, с целью подготовки движения к Пекину и производства затем сего движения», и ходатайствует отправить А-ву заготовленную уже в этом смысле депешу.
Вмешательство это доходило до таких мелочей, что А-ву из СПб. давались указания «безотлагательно выслать в Инкоу или иной пункт, по указанию инж. Гиршмана, 2 роты пехоты, два орудия… и взвод казаков» (депеша 14 июня, № 1678); «для взятия форта в Тянь-цзине и китайских батарей, а также для полного разгрома китайцев в окрестностях Тянь-цзина собрать силы не менее 12 батальонов, 3 батарей и части осадного парка с полевыми мортирами; приготовить штурмовые лестницы и материалы для перехода препятствий, особенно водяных рвов; необходимо дождаться саперов…» (депеша 29 июня, № 2105); «временное пребывание батальона в Бицзыво надо возможно сократить и притянуть этот батальон в гарнизон П.-Артура…» (депеша 21 июня, № 2966); укрепление Цзинь-чжауской позиции признается мерой преждевременной (депеша 28 июля, № 3312) и т. д. и т. д. Эти указания и советы были еще тем тягостны, что, будучи подаваемы издалека от театра войны, отличались неустойчивостью и часто опаздывали.
Так, первоначально, под страхом возможности избиения европейцев в Пекине и все разраставшегося боксерского движения, с походом на Пекин очень спешили.
А-ву приказано было главной своей задачей считать подготовку «к энергичному наступлению к Пекину» (депеша от 1 июля, № 2223). Потом в СПб. несколько успокоились, и 25 июля движение на Пекин разрешено было лишь до Янцуня, где надлежало заняться исправлением ж.-д. пути и ждать особого Высочайшего повеления и окончания периода дождей.
Получив же донесение генерала Линевича, что погода отличная, что дух кит. войск подорван, что положение посольств в Пекине продолжает быть тяжелым и все начальники союз. войск стремятся к скорейшему их освобождению, генерал Куропаткин 2 августа представил всеподданнейший доклад о том, что «задержка движения к Пекину войск союзных государств при полной к тому возможности по состоянию погоды, состоянию дорог и, главное, по расстройству противника и только в видах ожидания приезда фельдм.
Вальдерзее, представляется опасной», почему испрашивал разрешения предоставить генералу Линевичу, непосредственно начальствовавшему нашими войсками на Печилийском театре, свободу действий в зависимости от обстановки.
Высочайшее соизволение на это было получено, и в этом смысле были посланы срочные депеши Линевичу и А-ву. Но они опоздали.
Пекин был взят союзными войсками еще накануне этого всеподданнейшего доклада.
А. хотя и считал движение на Пекин рискованным, как это сказано выше, но, получив указание считать своей первой задачей подготовку к энергичному движению к Пекину, свято его выполнил, и союзные войска уже 27 июля были в Хэ-си-у. «В отношении столь быстрого открытия действий, — доносил он в СПб. в тот самый день, 1 авг., когда получено им было приказание далее Ян-цуня не идти, — мною с самого начала уже неоднократно были даны генералу Линевичу указания принять все зависящие от него меры, чтобы побудить союзников отказаться от чрезмерной поспешности, но в то же время я не считал себя вправе выделять наш отряд из общего движения на Пекин, если таковое было решено большинством иностранных начальников…» Таким образом, и в этом случае А. действовал весьма тактично: осторожно, но с инициативой.
То же самое произошло в отношении Инкоу. 3-го и 23-го июля А-ву было сообщено, что в направлении далее. Инкоу наших действий развивать в Манчжурии не следует и чтобы поэтому отряд генерала Флейшера до прихода подкреплений из Европ. России не уходил далее линии Инкоу — Дашичао (депеши № 2255 и 3037). Но последнее, конкретное указание было получено А-вым, когда движение Флейшера к Хайчену уже началось (депеша А-ва м-ру 30 июля, № 168); пришлось послать Флейшеру приказание приостановиться, если этот город им еще не занят. Между тем А. лично находил овладение Хайченом, находящимся всего лишь в 30 вер. от Дашичао, крайне необходимым (его депеша от 25 июля). Понятно, как при таких условиях было трудно А-ву руководить воен. действиями.
Вероятно, в силу этого, закончив подготовку похода на Пекин и имея в виду, что командование Печилийским отрядом по Высочайшему повелению вверено «опытному боевому генералу» (Линевичу), А. полагал, что в дальнейшем его присутствии на Печилийском театре нет особой надобности, и просил о разрешении ему вернуться в П.-Артур. Так как это было предоставлено его «усмотрению» (депеша генерала Куропаткина от 27 июля), то А. остался в Печили и 7 сент. непосредственно руководил атакой фортов у Бейтана, устроенных в 15 вер. к северу от Таку и представлявших важную фланговую позицию китайцев по отношению к путям сообщения между Таку и Тянь-цзином.
Этим и последующим затем занятием другого важного стратегич. пункта.
Шанхай-Гуаня с ж.-д. линией того же наименования собственно и закончились действия наших и иностранных войск на Печилийском театре войны. Центр их тяжести перенесся в Манчжурию, где ими руководил генерал Гродеков.
В воздаяние плодотворных трудов по Квантунской области и за отличное руководительство нашими войсками в тяжелую годину беспорядков в Китае, А. был назначен генерал-адъютантом к Его Императорскому Величеству (6 мая 1901 г.) и пожалован орденом Белого Орла с мечами (1 янв. 1901 г. — за Бейтан) и золотою, бриллиантами украшенною саблею, на которой Государь Император, при подписании грамоты на нее, изволил заменить надпись «За победы на Печилийском театре, 1900 г.» словами: «Таку, Тяньцзин, Пекин, 1900 г.». В том же 1901 г. А-ву был пожалован президентом франц. республики — орден Поч. Легиона Большого Офицер.
Креста, в 1902 г. — королем прусским, имп-ром германск. — орден Красного Орла 1 ст. с мечами, а королем Бельгийским — орд. Леопольда Болын. Офицер.
Креста; в 1903 г. — королем итальянским — орд. св. Маврикия и Лазаря Больш. Креста, а имп-ром Кореи — орд. Тайкак, 1 степ. — 6-го апреля 1903 г. А. был произведен в адмиралы с оставлением в звании генерал-адъютанта, а 30 июля того же года — назначен наместником Его Императорского Величества на Д. Востоке, хотя в официально представленных им мнениях и заключениях на проекты управления областями Д. Востока он неоднократно и решительно высказывался против учреждения там наместничества и просил, в случае, если таковое будет учреждено, отозвать его с Д. Востока.
На этом посту А. застала в 1904 г. рус.-японск. война, в которой ему пришлось играть страдательную роль, ибо общественное мнение России, не подготовленное к войне правящими сферами, возложило на него ответственность не только за ее возникновение, но и за нашу неподготовленность к ней, в качестве же главнокомандующего он оказался лишенным всей полноты власти в руководстве военными операциями, вследствие назначения ему «самостоятельного помощника» в лице генерала Куропаткина, занимавшего до тех пор пост воен. м-ра. В настоящее время, по документальным данным, роль А. в воен. событиях 1904 г. представляется в следующем виде. Когда в июле 1903 г. япон. пр-ство обратилось к нашему пр-ству с предложением пересмотреть существующие договоры наши как с Японией, так с Китаем и Кореей, и представило проект их изменений, направленный к созданию полного господства Японии в Корее и к вытеснению России не только из этой страны, но и из Манчжурии, А-ву, по Высочайшему повелению, поручено было, совместно с нашим тогдашним посланником в Токио, рассмотреть этот проект и составить проект русских ответных предложений для представления таковых на Высочайшее благовоззрение.
Выполняя это поручение, А. исходил из следующих оснований: не допускать вмешательства Японии в манчжурские дела, обеспечить свободу плавания русских судов вдоль корейских берегов, воспрепятствовать образованию из корейской территории стратегической базы для враждебных против России действий Японии, во всем же остальном предоставить ей широкие права в Корее. Составленный на этих основаниях ответ нашего пр-ства, как известно, не удовлетворил Японию, и в окт. 1903 г. она представила второй проект соглашения, рассмотрение которого, по Высочайшему повелению, опять было поручено А-ву с указанием установить примирительную формулу, «отнюдь не отказываясь от основных наших требований». 5 ноября 1903 г. А. представил м-ру иностр. дел второй проект соглашения, причем высказал, что «необходимо теперь же остановиться на тех последствиях, которые могут произойти в случае отказа Японии принять наш проект». Основываясь на энергичной деятельности Японии в Пекине и Сеуле, направленной против России при сочувствии и поддержке Англии и Америки, а также принимая в расчет непрекращающиеся приготовления Японии к усилению ее боевой готовности, А. высказывал предположение, что неприятие Японией наших предложений может сопровождаться не только занятием Кореи, как предполагалось прежде, но и обращением к нам по манчжурскому вопросу в согласии с Китаем.
Ввиду возможности такого исхода переговоров он предлагал замедлить передачу нашего проекта, «дабы иметь время привести в исполнение некоторые уже начатые мероприятия, направленные к усилению нашего военного положения на Д. Востоке, что, в свою очередь, окажет влияние на японскую притязательность». После некоторых изменений в СПб. проект был передан япон. пр-ству 20 ноября и, как предвидел А., не удовлетворил Японию, которая, не выжидая уже результатов дальнейших переговоров, перешла от слов к делу. 24 дек. 1903 г. А. телеграфировал в СПб. о целом ряде мероприятий японцев, несомненно свидетельствовавших об их намерениях занять Корею и установить над нею протекторат.
Придавая этому готовившемуся событию значение большой и серьезной опасности для нас в военном отношении, А., «не с целью вызвать вооруженное столкновение, а исключительно в видах необходимой самообороны» предлагал принять ряд предохранительных мер, направленных к поддержанию равновесия в стратегическом положении сторон, нарушаемом оккупацией Кореи: или, 1-е, объявить мобилизацию в войсках Д. Востока и Сибири, ввести в Манчжурии военное положение для удержания страны в спокойствии, обеспечения целости Кит.-Вост. ж. д. и подготовки сосредоточения войск и занять войсками нижнее течение Ялу; или, 2-ое, довести до воен. состава и начать перевозку в Иркутск 2 арм. корпусов, предназначенных для усиления войск Д. В., одновременно с сим принять меры по подготовке мобилизации остальных подкреплений и объявить на военном положении Манчжурию и приморские крепости (П. Артур и Владивосток) для немедленного приведения последних в полную боевую готовность.
В ответ на эти предложения А. получил 30 дек. 1903 г. через воен. м-ра следующие указания: с началом высадки японцев в Корее 1) объявить П.-Артур и Владивосток на военном положении; 2) приготовиться к мобилизации и 3) приготовить к выдвижению на корейскую границу отряды для прикрытия сосредоточения наших войск в Южн. Манчжурии.
Вместе с тем ему указывалось принять все меры к тому, чтобы на корейской границе не произошло каких-либо столкновений, которые могли бы сделать войну неизбежной.
В целях во что бы то ни стало избежать разрыва с Японией в СПб. решено было «насколько возможно продолжать обмен взглядов с токийским кабинетом», и посему через А. отправлен был в Токио третий по счету наш проект соглашения с Японией.
Ознакомившись с ним, А. тотчас же, 20 янв. 1904 г., телеграфировал в СПб., что «непрекращающиеся военные приготовления Японии достигли уже почти крайнего предела, составляя для нас прямую угрозу», и потому «принятие самых решительных мер с нашей стороны для усиления боевой готовности войск на Д. Востоке не только необходимо в целях самообороны, но, может быть, послужит последним средством избежать войны, внушая Японии опасения за благоприятный для нее исход столкновения». Поэтому он полагал необходимым тотчас же объявить мобилизацию войск Д. В. и Сибири, подвезти войска к району сосредоточения и решительными действиями нашего флота воспротивиться высадке японских войск в Чемульпо.
В ожидании скорого ответа на эти насущные запросы А. вывел порт-артурскую эскадру на внешний рейд, дабы по получении согласия на свои предложения, не теряя ни минуты, двинуть флот наш к берегам Кореи. Однако ответ на них адм. А. получил из СПб. лишь 27 января, когда японцы начали уже военные действия и бомбардировали П.-Артур; 24-го же янв. им была получена из министерства иностр. дел депеша лишь с извещением о разрыве дипломатич. сношений с Японией.
Не содержа никаких практических, реальных указаний, как надлежит трактовать этот факт и что следует делать, депеша говорила лишь о том, что ответственность за последствия, могущие произойти от перерыва дипломат. сношений, остается на Японии.
При таких условиях и имея в виду ясно выраженное Государем горячее желание Его «избавить Россию от ужасов войны», адм. А. лишен был возможности что-либо предпринять и должен был проявить крайнюю осторожность в своих действиях, чтобы посылкой эскадры к Корейским берегам не повести к вооруженному столкновению с Японией, которого в СПб. избегали до самого последнего момента.
Такое отношение А. к депеше министерства иностр. дел, полученной им 25 янв., нашло себе затем подтверждение в правит. сообщении о разрыве дипломат. сношений, успокоительно заявлявшем, что таковой не означает еще начала войны. В общем роль А. в ходе переговоров с Японией ограничилась лишь совещательным участием его в них и ролью передаточной инстанции дипломатических бумаг, которыми наше министерство иностр. дел обменивалось с своим представителем в Токио и с токийским кабинетом.
По существу же представления, сделанные А-м в СПб., проникнуты были духом твердого, энергичного отпора притязаниям Японии на Манчжурию, деятельной военной подготовки к возможным с ее стороны агрессивным действиям и к захвату в них инициативы.
Вера в благоприятное «разрешение кризиса», царившая в СПб., сделала также то, что все мероприятия по усилению нашего военного положения на Д. Востоке осуществлялись крайне экономно, не спеша, без сознания их крайней необходимости и неотложности.
Имея в виду неравенство в условиях мобилизации России и Японии и тревожное положение политич. дел уже летом 1903 г., адм. А. считал необходимым иметь всегда под рукой не менее 50 т. войск и для этого сформировать новых 44 батальона пехоты, соответственно сему увеличить количество кавалерии и артиллерии, усилить гарнизон П.-Артура, приблизить войска к району сосредоточения армии и придать им новую, «стратегическую организацию». Но уже на совещаниях, происходивших в П.-Артуре в июне 1903 г., под председательством воен. м-ра, г.-а. Куропаткина, все эти пожелания подверглись сокращению: вместо 44 батальонов предположено было сформировать лишь 22, а формирование особого Квантунского арм. корпуса признано было и вовсе ненужным.
В октябре же 1903 г. адм. А-ву предложено было отказаться от одного из 2 арм. корпусов, предназначенных к перевозке в Манчжурию в случае войны, а когда он на это не согласился, то число формируемых батальонов было сокращено с 22 до 18, формирование 9 В.-Сиб. стр. бригады предположено было сделать путем выделения батальонов из состава других В.-Сиб. стр. бригад и отложено до весны 1904 г. Сокращены были также испрашивавшиеся А-вым кредиты; вместо 12 милл. руб. единовременно и 17 милл. в течение 5 лет, Особое Совещание под председательством гр. Сольского признало более целесообразным «Предусмотреть потребности воен. ведомства лишь на ближайшее время» и потому ассигновало на усиление обороны Д. Востока на истекавший 1903 и предстоявший 1904 гг. сверхсметным кредитом — по 3 милл. руб., а на 1905 г. — 6 милл. руб. Несмотря на все тревожные для мира признаки, А-ву только в первых числах января 1904 г. разрешено было расходовать этот 3-милл. кредит… Такое же отношение встречали в СПб. и требования А. относительно усиления боевой готовности Тихоокеанской эскадры.
Еще за два года до войны начальник ее доносил об огромном некомплекте в личном составе эскадры, но последний так и не был пополнен к началу войны; пополнение некомплекта снарядов к орудиям эскадры производилось крайне медленно и несообразно положению вещей. С огромной канцелярской волокитой производилось создание на месте средств, необходимых для починки судов. Так, в течение 3 лет не мог быть утвержден в СПб. план устройства порта в П.-Артуре, и он переходил из одной финансовой или технической комиссии в другую, между тем как в Дальнем порт вырос быстро и министерство финансов не пожалело на него денежных затрат.
К постройке сухого дока в П.-Артуре можно было приступить лишь в начале 1903 г., и также после неоднократных напоминаний и ходатайств.
По соображениям экономическим для эскадры было введено положение т. н. «вооруженного резерва», сократившее кредиты на плавание и практическую стрельбу.
Таким образом, нося громкий и ответственный титул «Наместника Его Императорского Величества на Д. Востоке», А., в действительности, вследствие междуведомственной розни трех министерств, имевших непосредственное отношение к делам далекой окраины, и бюрократической централизации управления ею, лишен был и в этом отношении реальной полноты власти.
Высочайшим указом Прав. Сенату, данным 28 янв. 1904 г., адм. А. предоставлены были «для объединения действий военно-сухопутных и морских сил, сосредоточиваемых на Д. Востоке», права главнокомандующего армиями и флотом, а 12 февр. последовало назначение к-щим Манчжурской армией г.-а. Куропаткина, как «самостоятельного и ответственного начальника». Создалось двоевластие, пагубность которого увеличивалась тем, что, обладая разными темпераментами, главнокомандующий и к-щий армией разно смотрели на характер ведения войны. А. с самого начала ее заявил себя сторонником активного образа действий и стремился захватить инициативу их. Так, когда генерал Линевич, вр. командовавший Манчжурской армией до приезда генерала Куропаткина, опасаясь лишиться конницы, остановил движение конного отряда генерала Мищенко в глубь Кореи и отвел его к Ялу, А., не разделяя этих опасений и узнав о потере соприкосновения с противником, приказал Линевичу немедленно двинуть конный отряд вперед и предписал ему более решительный образ действий.
Но с прибытием к армии генерала Куропаткина отряд был снова отведен назад. В то время как к-щий армией предписывал генералу Засуличу всеми мерами избегать решительного боя на Ялу и вообще не считать возможным, да и нужным, противодействовать высадке японских армий на Квантун, находя, что «чем дальше проникнут японцы в Манчжурию, тем лучше», А. признавал необходимым решительно им в этом противодействовать.
Далее, сильно озабочиваясь участью П.-Артура, покинутого им только в силу Высочайшего повеления и в самый последний момент свободн. сообщения крепости с внешним миром, А. еще 8 мая, до взятия японцами цзиньчжоуской позиции, указывал генералу Курвпаткину, что «наступила минута для решительных действий» в целях спасения крепости.
Его настойчивые домогательства их завершились, наконец, тем, что генерал Куропаткин двинул к югу отряд генерала бар. Штакельберга, но со значительной потерей времени и не в том составе, как это было ему предписано А-вым (32 батальона вместо 48). Наступление велось не энергично и закончилось у Вафангоу, где армия Оку нанесла отряду генерала Ш. поражение 1-го и 2-го июня. Неудача эта не поколебала, однако, наступательных тенденций А., и он уже 7-го числа того же месяца предложил генералу Куропаткину перейти в наступление против армии Куроки и 12-го числа повторил это предложение.
К-щий Манчжурской армией ответил на эти предложения уклончиво и в наступление не перешел.
Инициатива действий снова осталась в руках марш. Ойямы, который, начав 11-го июня общее всеми японскими армиями наступление к Ляоляну, уже к 15-му числу оттеснил наши отряды за Феншуйлинский хребет, хорошо укрывший от нас расположение противника, группировку его сил и его передвижения.
Считая, что единственным выходом из этого опасного положения было вернуть себе инициативу действий немедленным переходом в наступление и что для этого мы имеет достаточные силы (131 батальон), А. 28 июня в третий раз предложил генералу Куропаткину, не ожидая нападения с востока, самому атаковать Куроки.
К-щий армией и на этот раз отклонил его предложение, считая силы свои слишком слабыми.
Между тем Куроки 6 июля занял Сихеян и, открыв себе так. обр. путь к Мукдену, в обход Ляолянских позиций, еще более ухудшил положение нашей армии. Тогда, для убеждения генерала Куропаткина в необходимости перейти к активному образу действий, А. вызвал его 7 июля в Мукден на совещание, в результате которого было решено, удерживая наши позиции против армий Оку и Нодзу (т.-е. Дашичао), начать наступление против Куроки.
Однако и это решение не было приведено Куропаткиным в исполнение.
Отправившись в расположение войск Восточной группы, чтобы лично руководить ими в наступлении, генерал Куропаткин не только не перешел в таковое, но в то же самое время, после победоносной обороны войсками южной группы позиций у Дашичао, приказал таковые очистить, вопреки мнению А., признававшего необходимым во что бы то ни стало удерживать за нами Дашичао-Инкоу. Все дальнейшие настояния А., чтобы решение, принятое совместно на совещании 7 июля, было выполнено, не достигли цели, и генерал Куропаткин отводил наши войска с одной позиции на другую к Ляоляну.
Считая при таких условиях невозможным нести долее ответственность за наши неуспехи, А. стал просить о сложении с него обязанностей главнокомандующего. 12 окт. 1904 г. последовал на его имя Высочайший рескрипт следующего содержания: «Евгений Иванович! С сожалением уступая настойчивым просьбам вашим об освобождении вас от обязанностей главнокомандующего вооруженными силами Моими на Дальнем Востоке, Я выражаю вам Мою искреннюю признательность за все ваши многосложные труды по формированию войсковых частей наместничества, по сосредоточению их в районе военных действий и за высшее руководство вооруженными силами на Дальнем Востоке в тяжелый начальный период войны. Пребываю к вам неизменно благосклонный и благодарный Николай». 12 ноября того же года на имя А. последовал новый всемилостивейший рескрипт, в котором деятельность его и личные боевые заслуги получили следующую высокомилостивую оценку: «Евгений Иванович.
Освободив вас, согласно вашему желанию, от обязанностей главнокомандующего сухопутными и морскими вооруженными силами, действующими против Японии, Я с удовольствием вспоминаю заслуги ваши на Дальнем Востоке, как во время китайских событий в 1900 г., так и при настоящих военных действиях с Японией, причем вы своей благоразумной деятельностью вполне оправдали Мое к вам доверие.
После несчастного случая с броненосцем «Петропавловск», на котором погиб командовавший флотом вице-адмирал Макаров, вы, вступив, по Моему повелению, в непосредственное командование флотом Тихого океана, проявили свойственные вам энергию и распорядительность, отбивая многократные атаки неприятеля брандерами и миноносцами, направленные преимущественно на заграждение выхода из Порт-Артура.
Высоко ценя ваши боевые заслуги и в изъявление искренней моей признательности, жалую вас кавалером Императорского ордена Нашего Святого Великомученика и Победоносца Георгия третьей степени, коего знаки при сем препровождая, пребываю к вам навсегда неизменно благосклонный и искренне благодарный Николай». Среди своих подчиненных А. пользовался большим уважением и авторитетом — за твердость воли, огромную трудоспособность, прямоту характера, большой государственный ум и ясное понимание сложной политической и стратегической обстановки.
К сожалению, все эти положительные качества его были парализованы тем распределением власти на театре войны, которое очевидец событий ее, бар. Теттау, назвал в своих воспоминаниях «своеобразным и не вполне ясным». Русская печать, отмечая в свое время оставление А-вым своего высокого поста, справедливо назвала его «безмолвною жертвой несчастно сложившихся обстоятельств». Справедливо, со своей точки зрения, ценили А. и японцы, чувствуя в нем, видимо, большую моральную силу и зная об его наступательных тенденциях.
Состоявший при японской армии английск. воен. агентом сэр Ян Гамильтон занес в свою «записную книжку штабного офицера» характерное наблюдение: «Японцы ненавидят Алексеева от всей души, но, насколько я мог заметить, видимо, скорее любят Куропаткина». — 8 июня 1905 г. состоялось упразднение Наместничества на Д. Востоке, и 13 июня того же года А. был назначен членом Государственного Совета с увольнением от должности наместника и с оставлением в звании генерал-адъютанта. (Полный послуж. список; «Материалы для описания воен. действий в Китае в 1900-1901 гг.», изданные воен.-учен. арх. Глав. штаба; бар. Теттау «18 месяцев в Манчжурии с русск. войсками», перевод с немецкого генерального шт. полковника Грулева; сэр Я. Гамильтон «Записная книжка штабного офицера во время русско-японской войны», перев. с английск., генерального шт. кап. Семенова (т. I) и Ю. Лазаревича (т. II); В. А. Апушкин, «Русско-японская война» 1904-1905 гг., изд. т-ва «Образование», 1910 г.) Ув. в отст. 21.04.1917. В честь А. назван пол-в в Японском море. Награжден всеми Рос. орденами до ордена св. Владимира 1 ст. включительно, а также иностранными.
Умер 27 мая 1917 г. в Ялте, там же и похоронен.
Некролог: Новое время. 1917. 7 июня. Лит.: СВЭ, 2 изд. Т. 2. С. 108. Список генерал-адъютантам, генерал-майорам Свиты Его Величества по старшинству, СПб. 1916. С. 14. {Воен. энц.} Алексеев, Евгений Иванович (1843-1909) — внебрачный сын Александра II, адмирал, наместник Николая II на Дальнем Востоке (с 1903). Был там орудием Безобразова (см.) и его группы, которая выделила дальневосточное наместничество из-под власти общерусского правительства для того, чтобы облегчить себе проведение своих авантюристских планов.
Своей политикой А. много способствовал разрыву России с Японией в 1904. С началом войны А. был назначен главнокомандующим всеми войсками и флотом, но никаких военных способностей не обнаружил и только мешал фактическому главнокомандующему Куропаткину.
После ряда военных неудач А. был отозван (начало 1905) с Дальнего Востока.
В дальнейшем никакой роли не играл. М. П.